О чем мы скучаем

Новая стрижка, платье, неожиданный цвет губной помады — он замечал все. Странная ситуация: отцы, мужья и сыновья не видят тебя в деталях, так, общий образ, а приходишь на работу — тебя замечают целиком. И не про себя, а еще и вслух.

В самом начале в нашей редакции мужчин и женщин было поровну, и это равновесие сохранялось довольно долго. Мужчины работали у нас замечательные — умные, критичные, веселые, эстеты все как один! Потом стали уставать — все-таки работа журналистом в маленьком городе не предполагает какого-то искрящегося будущего и хотя бы частично блестящего нынешнего. Это ведь ежедневная рутина, и никакого особенного имени на провинциальной журналистике не сделаешь. Да и заработок никогда не был грандиозным. А потому постепенно мужчин в редакции становилось все меньше. Но шеф, конечно, оставался.

Многие, кто знал его лично, но не был ему коллегой, спрашивали: ну а как с ним работается? Вон он у вас какой большой, голос хриплый, взгляд в упор…

Работалось и просто, и сложно. Лажать было ну никак нельзя — его вкус, глубокое понимание и любовь к языку, интуитивное новостное чутье заставляло всех подтягиваться, собираться. Не припомню, чтобы он кричал хоть раз — на планерке или при сдаче материала. Но если что-то сделано плохо — вздохнет, подожмет губы и отведет взгляд. Таким отсутствующим сделается, что хоть плачь. И это выпадание из фокуса его внимания и было самым большим наказанием.

Но это все — о работе. Однако журналистика не предполагает выходных, а значит, вместе, пусть не буквально, мы сосуществовали беспрерывно. И он, как руководитель и как мужчина, был в курсе. Почти всего. Если замечал неладное — выспрашивал, что не так, что дома, как дети. Детей знал не только по именам, но и в лицо — все бывали у него в гостях. Он легко мог купить тебе что-то просто так — от новой кофточки до путевки в санаторий, если видел, что ты как-то “скисла”. Можно было прийти к нему домой “поплакаться” — почти в любой день и час. А на Новый год много лет была у него традиция — нам, двум своим заместительницам, он покупал дорогие украшения. Перед началом корпоративной вечеринки вызовет в кабинет, зажмет кулаки за спиной и спрашивает: “В какой руке?” Мы называли, а он делал вид, что что-то там перебирает, хотя, конечно, все выбирал индивидуально. И я не могу даже представить, сколько женщин в Апатитах получали от него букеты, по случаю и просто так, для настроения.

Только не подумайте, что это был безупречный руководитель большого женского коллектива. Бывал он раздраженным, забывчивым, непунктуальным, временами неделикатным. Но никогда — равнодушным или мрачным. По крайней мере, не с нами, не с дамами, а дамами были для него все — от восьми лет до восьмидесяти.

Сегодня — ровно год, как нашего шефа нет с нами. Мы так же ходим на работу и пишем для вас новости. Но здорово не хватает его силы, защиты, той самой “каменной стены”, которую, как речевой штамп, он терпеть не мог. А главное — не хватает внимательного мужского взгляда. Совместных праздников по календарю и милых сувениров без причины.

Наталья Чернова.

 

Она меня не понимает!

Она меня не понимает!.. Губки поджаты, ручки заломлены в знак обиды, отчаяния и безысходности. Компец, приехали! Все идет прахом, все пропало! Любовь прошла, завяли помидоры…

Меня ужасно забавляют взрослые люди с претензиями на понимание противоположным полом. Это именно про любовь. Хорошо, я буду говорить о себе. Исключительно. Чтобы никого не обидеть и не задеть. Но при желании эту выкройку вы можете примерить на себя.

Чем дальше живу, тем меньше пытаюсь понять женщину. Простите — Женщину. Тем больше верю, что это занятие для мазохистов. Боюсь, что инопланетянина я пойму быстрее. А чего? Вот иду я — навстречу инопл какой-нибудь зеленый. Здорово! — говорю я ему и соображаю: коль он прилетел и тем более вступил со мной в контакт, значит, ему интересно. Цель прилета тоже можно вычислить: либо подружиться, либо завоевать, либо просто понаблюдать. Логично? Женщина же может преследовать все эти цели одновременно и еще 77 дополнительных. Мало того, цели эти могут меняться каждые 16 секунд, не говоря уже про долгие годы супружеской жизни. Вы будете напрягаться, вы заработаете грыжу, пытаясь понять, чего же хочет ваша любимая женщина. Наконец, вы, истощенный и обессиленный, вообразите себя Архимедом: ага, открыл! И опять стрельнете мимо.

— Дорогая, я купил телевизор!

— Лучше бы ты купил мне шубу…

— Дорогая, я купил тебе шубу!

— Чокнулся — у нас телевизор паршивый…

— Милая, я люблю тебя, но не смогу хранить тебе верность.

— Ненавижу бабников!

— Милая, я буду верным только тебе!

— Терпеть не могу врунов!

— Я хочу на тебе жениться!

— А оно мне надо?!

— Я не смогу на тебе жениться…

— Пошел вон!..

Впрочем, тема слишком банальная, чтобы уделять ей много внимания. Хочу сказать о другом. Я не пытаюсь понять женщину. Я стараюсь ее ощутить. Как весеннее солнце. Как запах моря. Как радость летнего утра. Как светлую печаль мокрого осеннего дня. Как музыку Вивальди. Как заснеженные горы. Как вкус красного чинцано — в нем и сладость, и горечь, и терпкость, и хмель…. Как прыжок с парашютом и без него (ни того, ни другого не делал, но могу представить благодаря женщинам). Как покой в своем же младенчестве, пахнущем молоком и мамой. Как изумительно прекрасную, но уходящую жизнь…

Какие могут быть претензии к солнцу за то, что оно светит не только для меня? Какие могут быть претензии к парашюту — ты ведь сам плохо его уложил. Какие могут быть претензии к жизни — какая есть, такая и есть. Либо наслаждайся, либо сиди тихо и не тошни окружающим.

Пишу и сам себе напоминаю Джоконду — то ли улыбаюсь, то ли чего… В любом случае вид, наверное, такой, как будто я что-то понял. Не верьте!

Иногда мне кажется, я понял, что женщина гораздо умней мужчины. Мудрей его. Иногда мне кажется, что именно женщина — главное существо, а мужчина — так, вспомогательное, чтобы ей легче. Иногда мне кажется, что если свести все виды искусства воедино — музыку, живопись, скульптуру с архитектурой, поэзию и прозу, кино, театр и цирк и все прочее, если из всех этих чуд сделать одно, получится мизинчик Женщины. Не больше.

Но мало ли что мне кажется! Да и скажи я об этом вслух – мужики поймают меня и посадят на цугундер. И водиться со мной перестанут. И потанцевать не пригласят (тьфу!).

Вот так вот…

Игорь Дылев, 1998 г.