В прошлую субботу микрорайон Кукисвумчорр отметил 85-й год рождения. По случаю знаменательной даты состоялось большое представление, где были и песни, и танцы,
и рок-концерт, и даже грандиозные показательные выступления пожарных. А после праздника нахлынули воспоминания — веселые и грустные одновременно…
Молодые и сильные
Я родилась на двадцать пятом. В моем детстве никто из близких не называл мой родной поселок Кукисвумчорром. Где живешь? На двадцать пятом! Куда поехали? В город! Городом, как вы понимаете, мы называли Кировск. Ездили туда раза два в год. А зачем чаще?
В поселке было все свое: школы, больница, Дом культуры, магазины, стадион, парк. Его я очень хорошо помню. Есть даже фотография, где моя мама в милом костюмчике (кажется, это называлось джерси) стоит под березкой. Мама мне рассказывала, что они с папой и друзьями часто ходили на “массовые гулянья” в парк, танцевали. Парк располагался недалеко от стадиона — ближе к руднику.
Тогда все с ума сходили от футбола, в том числе и мой отец. Он брал меня на футбол лет с двух. Мне казалось, что гол — это когда мяч очень высоко взлетает в небо. Друзья отца были такие же молодые, некоторые тоже с маленькими детьми. И в этом был символ времени — все же рудничные, все работали по сменам, и женщины в том числе. Бабушкам ребенка не оставить, пока мама на работе. Ведь у многих просто не было бабушек-дедушек — или на войне погибли, или жили за тысячи километров от 25-го — в Белоруссии, на Украине, в Молдавии, Башкирии и так далее. Вот молодые родители и обходились, как могли.
Господи, им же максимум по 25 лет было! А они все умели. Ведь жили-то в основном в деревянных, вернее, щитовых домах, в которых зимой, если не топить постоянно печку, стоял лютый холод. А для печки и кухонной плиты нужны были дрова. А чтобы умыться и чаю попить, воды надо было наносить из колонки, поскольку из удобств в домах только электричество и было. А еще надо было снег все время расчищать, чтобы до дороги добраться. Никаких дворников и уборщиц не полагалось — все делали сами.
Самостоятельность
С детьми родители особенно не возились. И это было замечательно! Я и мои друзья выросли на воле. Вместо игровой площадки во дворе у нас была целая гора, а еще речка Белая и большое поле за ней. Там еще стояли частные домики, в них люди жили, держали огороды, выращивали поросят. Кстати, мои папа и мама тоже поросенка однажды вырастили (меня еще не было на свете). Звали его Борька. Когда пришло время колоть Борьку, случилась целая трагедия — так привыкли к животине. Пришлось соседа на помощь звать. Сосед был старше и опытнее в таких делах. Он не то что поросят, он даже козу держал! Ее все боялись, уж больно бодучая была. В общем, Борьку порешили, но мама есть мясо отказалась. Больше никакой скотины родители не заводили.
Улицы Комсомольской, на которой я выросла, больше нет — теперь там гаражи и насыпи. Осталась только наша гора. До верхушки мы так и не добрались ни разу, хотя каждое лето предпринимали попытки восхождения. Склоны уж очень крутые, так что играли у подножия. Строили штабы, сидели в засадах на “фашистов”, подкладывали камешки на рельсы рудничной железной дороги — это мы партизан изображали, мальчишки отливали из свинца пистолетики. Игра в войну была самой любимой.
Но иногда в девчонках срабатывал ген домовитости, и они начинали помогать мамам. Хотя нашим мамам требовалась в этом смысле только одна помощь — постоять в очереди в магазине. Яйца, белый хлеб, апельсины, помидоры и еще многие другие продукты были дефицитом. И как только их завозили в магазин к нам на Комсомольскую, мамы бежали становиться в очередь и созывали детей, своих и чужих, чтобы побольше купить, потому что продавцы всегда устанавливали норму “в одни руки”. В одни руки — только два кило апельсинов, только десяток яиц, только одна буханка белого.
А как-то утром мама отправила меня за черникой для вареников. Подружки, естественно, пошли со мной. Алюминиевый бидончик, который мне дала мама, был не очень большой — литра два. Но нам с подружками он показался бездонным. Сколько ни собираешь черники, а донышко все видно. Мы же не замечали, что едим ягоды! Ближе к вечеру, понимая, что влетит от взрослых за долгое отсутствие, а с пустыми руками возвращаться неудобно, мы придумали один фортель. Нарвали травы, почти полностью заполнили ею бидончик, а сверху насыпали черники. Выглядело так, будто мы набрали целый бидон! Как же нами восхищались соседи, когда мы шли по улице. Называли помощницами и хозяюшками. Мама тоже сначала восхитилась, даже забыла поругать, что нас так долго не было… Но потом я получила в двойном размере!
Жизнь на морозе
О том, сколько лет поселку, кто его строил и зачем, я узнала уже в школе. Классе в пятом, когда прочитала книжку “Хибинские клады” — воспоминания ветеранов освоения Севера. Одну из глав книги, “Первые срубы”, подготовил Николай Дмитриевич Пестеров: в 1930 году он и его товарищи строили первые жилые дома на 25-м. Запомнилось, что из Ленинграда строители выехали солнечным августовским днем, а разъезд Белый встретил морозом. На грузовике привезли их на 25-й, выгрузили среди кустов, рядом с кучей деревянных щитов, и сказали: товарищи, жилья нет, будете строить сами! А пока сделайте-ка из этих щитов себе будочки, шалаши или что-то подобное… Товарищам захотелось сразу домой, в Ленинград. Но это была лишь мимолетная слабость. Они развели костер и стали думать, с чего начинать стройку.
Сначала построили барак, потом приступили к первому двухэтажному деревянному дому. Все делали вручную, никаких приспособлений, облегчающий труд, не существовало — только рубанок и пила. Не успели достроить дом, как получили новое задание — срочно строить санпропускник, потому что в поселке вспыхнула эпидемия тифа.
Я читала эти воспоминания, как настоящую приключенческую литературу!
Кто такой Умецкий?
Мы с подружками были помешаны на всем, что касалось геологии и геологов. У нас даже была такая игра: выбери место для памятника знаменитому геологу, который нашел апатит. Фамилия Ферсман была неизвестна. Зато про апатит мы знали очень много. Знали, что такое “богатая руда”, у каждой дома хранился хотя бы один камешек “лопарской крови”.
А вот кто такой Умецкий, мы понятия не имели. Люди говорили “поле Умецкого”, и все понимали, о чем речь. Оказалось, что огромная территория на окраине 25-го названа в честь одного из директоров конной базы. Кони ведь раньше имели такое же отношение к горному делу, как и люди. Горняки руду добывали, а лошади ее перевозили.
Мое поселковое детство было счастливым. После переезда в Кировск, где отцу дали квартиру со всеми удобствами, в доме с видом на Большой Вудъявр, мы долго не могли привыкнуть к новому образу жизни. Старый дом и улица Комсомольская, соседская кошка Катя, умывальник на кухне, мост через речку — все это часто снилось.
…А папа так и не привык к Кировску. Он даже на лыжах катался только на 25-м. Уже столько лет прошло, он давно уехал с Севера, а как начнет вспоминать поселок, так слеза и навернется. “Ты знаешь, дочка, если бы меня сейчас спросили, где я хочу жить, я бы ответил: только на 25-м!”
