Жили в лесной глуши у небольшого озера две вдовы. Леск-Агка – вдова саама-охотника, обыкновенная женщина. Аццы – вдова лесного жителя и сама лягушка.
Подрастал у Леск-Агки сынок. Мать на него нарадоваться не может: «Вырастет – охотником будет. Мясо в доме появится, пойда, на оленьей постели кости свои старые отогрею». Думает она так, а сама сосновую кору растирает, чтобы кашу из нее сварить: надо как-то голод пережить.
Аццы дочь свою в люльке качает, тоже думает: «Девка, она и есть девка. На охоту не сходит, мяса не добудет, а вырастет – замуж отдать придется. Останусь я на старости лет одна. Хорошо вдове охотника, сын у нее».
И задумала Аццы недоброе. Однажды подкралась к веже вдовы охотника, когда та в лес за дровами ушла, взяла ее сына, а на его место свою дочь положила. И убежала с чужим сыном далеко в лес, на другое озеро.
Вернулась Леск-Агка домой, подошла к зыбке, видит: лежит в ней дочь Аццы. Заплакала горько, да делать нечего. Стала дочь Аццы растить.
Прошло много лет. Вырос у Аццы-лягушки человеческий сын. Мать свою родную совсем не помнит. На охоту ходит. У Аццы всегда мясо в котле варится. Живет она, горя не знает. Вот только стало парня Аццыного из дома к людям тянуть. Понял он тогда, что роду-племени не лесного, а человеческого. Недалеко от Аццыной он вежу другую сделал, как у людей. И стал жить в ней.
Однажды охотился он на оленя-дикаря и забрел на дальнее-дальнее озеро. Видит: стоит ветхая вежа, тонкий дымок из нее еле вьется. «Кто же в таком скверном жилище живет?» –подумал парень. Заглянул потихоньку в ряппень: сидит у очага
старуха, каша сосновая на огне парится, даже жиринки в ней не плавает. Жалко стало парню бедную старуху, отрезал он от оле- ня, что на охоте добыл, кусок и через ряппень в котел с кашей
опустил.
Смотрит старуха: в котле блестки жира. «Откуда им взяться? – удивляется. – Много лет в доме пойды не водилось». А парень к Аццы вернулся. Да только никак забыть не может бедную старушку. Все время его в ту сторону тянет. Куда бы ни пошел охотиться, все равно на обратном пути мимо бедной вежи пройдет. Подберется незаметно, опустит в ряппень кусок мяса и обратно спешит.
Один раз он долго в ряппень смотрел. Старушка опять у огня сидит, а рядом с ней дочка Ацекнийд. Удивился парень: уж очень Ацекнийд на Аццы, мать его, похожа. Опустил он в котел через ряппень мясо и ждет, что дальше будет. Ацекнийд и говорит Агке:
– Смотри, кто-то опять в котел мясо опустил, жир поверх каши плавает.
Посмотрела старушка в котел и тихо так сказала:
– Было бы у меня мясо и сало всегда, если бы мать твоя сына у меня не украла. Он уже, наверное, охотником стал, как его отец. А Аццы, поди, вся жиром заплыла, за нас с тобой ест.
Услышал это парень, задумался. В другой день после охоты опять к старушкиной веже завернул. Видит: сосновой каши еще меньше, чем в прошлый раз, варится. Положил в котел незаметно кусок мяса, смотрит, что дальше будет.
Ацекнийд первая жиринки на каше приметила, обрадовалась:
– У нас опять каша с мясом!
Посмотрела старушка: и правда.
– Что ж, не привелось есть от промысла сыновьего, зато нашлись добрые люди, пожалели нас в нашей бедности.
Так захотелось парню в вежу войти да расспросить обо всем старушку! Через силу ушел. Вернулся домой и думает: «Наверное, это моя мать. Меня всегда к той веже тянет, и каждый день я все про ту старушку думаю».
Еле утра дождался, стал опять на охоту собираться. Аццы удивляется:
– Зачем на охоту идешь? Мясо у нас есть…
Почувствовала она что-то неладное. Стала его расспрашивать, где он ходит, что видит. Сын отговаривается, не хочет свою догадку открыть. Ушел он в тундры, добыл оленя и прямо к старушке завернул.
– Здравствуй, старушка, – говорит ей. – Много я ходил по тундре, устал, оленя жирного добыл. Не приготовишь ли поесть мне? И сама с дочерью сыта будешь.
– Иди к огню поближе, гость желанный, – приглашает старушка. – Расскажи, откуда ты пришел, где живешь. Живы ли старики твои?
– Далеко от этих мест моя вежа, – отвечает парень. – А мать моя Аццы на твою дочь похожа, что две капли воды.
Рассказала тут ему старушка, что Аццы у нее сына украла, когда он в зыбке лежал, а ей Ацекнийд оставила. Тут парень ей и сказал, что давно вокруг ее вежи ходит, тянет его сюда. Обняла его старушка, прижала к груди, и оба почувствовали: и правда, они мать и сын. Стали думать, как дальше быть. Аццы, как узнает обо всем, их в покое не оставит. Коварная она, лягушка эта, везде их найдет и погубит. И дочку Ацекнийд старушке жалко, столько лет с ней прожила, добру учила.
– Пусть с нами живет, – порешили они.
А Аццы обманом надумали погубить. Вернулся сын к Аццы и говорит ей:
– Завтра невесту в дом приведу.
Осерчала Аццы, не хочет, чтобы парень женился. А перечить не смеет. «Ну, – думает Аццы,– я на невестку порчу наведу, ее сын сам из дома выгонит».
Поехал наутро сын как бы за невестой, а сам к матери своей. Нарядил ее, повез в дом к Аццы. А перед тем дал матери рукавицу – койбицу, золы в нее насыпал и говорит:
– Аццы тебе навстречу выйдет, ударь ее этой рукавицей, она и дух испустит.
Вышла Аццы «невесту» встречать, старушка ее койбицей по голове ударила, Аццы и конец пришел. Привязал сын Аццы к оленю, стеганул его. Помчался олень по варакам и кегорам, Аццы в прах по ним рассыпалась. И стали там расти кроме ягеля другие мхи – красный и черный. Олень такие не ест. Долго саамы думали, на что те мхи сгодиться могут. Красный мох стали детям как подстилки в зыбки класть, а черным – тупы и карбасы конопатить. А сын со своей матерью и Ацекнийд долго и счастливо жили.
Иллюстрация: Олеся Кузнецова, 8 лет, Максим Кочетов 9 лет,
ДШИ имени А.С.Розанова, преподаватель Елена Бушманова.
