Говорят, что после боя шашками не машут. Но только не в данном случае. Однозначно считаю, что стоит поделиться своей бедой, чтобы постараться впредь исключить подобные ситуации.
Ни для кого не секрет, какова ситуация со здравоохранением в Апатитах. Благодаря оптимизации, наша больница лишилась роддома, хирургического, травматологического отделений и кардиологии. Нашлась в прошлом году девушка Даша, рассказавшая президенту о своей беде и проблемах больницы. Все помнят, что сказал тогда наш президент? Во-первых, он пообещал помочь Даше справиться с болезнью, а во-вторых, дословно: “Надо, чтобы или новую больницу достроили или старую отремонтировали”. Что было дальше, помнят все.
Прошел год. Совсем недавно по телевизору увидел сюжет. Рассказали о девушке Даше. Что, несмотря на усилие врачей, итог оказался плачевным — молодая женщина умерла. И тут же, с нескрываемым восторгом, было доложено, что в нашем городе все стало в шоколаде. На базе роддома построили диализный центр, отремонтировали поликлинику и… все. Ни слова больше.
Ничего не изменилось. Я, как и все, понимаю, что достроить и запустить в эксплуатацию недостроенное здание больницы — задача нереальная. Но почему нельзя отремонтировать старый корпус и вернуть все на круги своя? Отговорка заслуживает внимания: нет специалистов. Так может быть стоит сделать первый шаг? Отремонтировать, для начала, хирургическое отделение и потом уже пригласить на работу специалистов? С кадрами среднего медперсонала проблем не будет — в нашем городе есть медицинский колледж. Однако начинать эту историю никому резона нет. Потому что оптимизация…
Теперь о том, что случилось. Осенью 2016-го года мою маму, которую в Апатитах знают и помнят многие, Римму Абрамовну Ваганову (Трефилову), скорая помощь доставила в приемный покой Кировской городской больницы с диагнозом “гипертонический криз”. Дежурный доктор Ю. Н. Трифонов, осмотрев пациентку, сказал, что мест нет. Видимо доктора смутил возраст мамы — 73 года. И только вмешательство маминых друзей с выходом на главного врача, который сам появился в приемном покое, решило вопрос с госпитализацией. Это было наше первое знакомство с объединенной больницей. С кризом справились.
В апреле этого года случилась очередная беда. Мама сломала шейку правого бедра. После недельного пребывания в травматологии, в Кировске, благодаря кировским врачам травматологического отделения была получена квота на эндопротезирование тазобедренного сустава в областной больнице, отдельное им за это спасибо. Дальше, к сожалению, все пошло так, как никто даже не мог себе представить. Операция в Мурманске прошла успешно, но после врачи обратили внимание, что состояние не соответствует тяжести перенесенного вмешательства. Маму парализовало во время операции — обширный инсульт слева, перестала двигаться правая половина тела. Именно та, где и поставили протез. Так уж случилось, от этого никто не застрахован. Все планы по реабилитации после протезирования рухнули в одно мгновение. Я уже рассказал своему сыну, что хочу маме на 75-летие, 23 июня, подарить велотренажер, чтобы она после щадящей реабилитации, на второй-третий месяц могла им пользоваться. Не судьба. Теперь речь пошла о том, чтобы сначала оправиться после инсульта, чтобы появились движения в правой половине тела…
Неврологи в областной больнице давали самые неблагоприятные прогнозы. Мама плохо дышала через интубационную трубку, суперсовременный аппарат ИВЛ, к которому она была подсоединена, все равно не мог полностью расправлять легкие. Речь встала о трахеостоме. Поставили трахеостому, дышать стало легче, но как и предсказывали неврологи, появились признаки дыхательной недостаточности. Присоединился гнойный двухсторонний бронхит, а это еще хуже пневмонии. Наверное, желание жить, вернуться к полноценной жизни и плюс усилия врачей в отделении ОНМК (острых нарушений мозгового кровообращения) областной больницы помогли справиться и с этой проблемой. Спустя 28 дней маму перевели в Кировскую городскую больницу, в отделение неврологии.
В этот же день я с тяжелым сердцем улетел на Сахалин, на вахту. Дома я не мог оставаться, не знал, сколько времени может занять дальнейшее лечение. Но все оказалось лучше, чем я думал. Сын каждый день навещал нашу маму и бабушку в отделении и по скайпу рассказывал, что мама все понимает, но при наличии трахеостомы сказать пока ничего не может. Появилась призрачная надежда, что надо решать вопрос с закрытием трахеостомы и наконец-то узнать, есть ли у мамы голос после инсульта. Начмед кировской горбольницы в беседах с моим сыном также предполагала, что все может быть. Случается, что пациентов увозят в больницу на носилках, а потом они возвращаются домой на своих ногах. Поэтому никаких прогнозов она никогда не дает.
Вся наша семья — я на вахте, моя супруга, сын со своей семьей в Апатитах и младшая дочь в Мурманске — пребывали в состоянии оптимизма. Недолго.
Уже почти неделю мама находилась в отделении сестринского ухода при кировской больнице, и вот 11 июня, в понедельник, как написал мне сын, состояние мамы ухудшилось. Она почти перестала реагировать на внешние раздражители и, вдобавок, на левой кисти здоровой руки стали синеть пальцы. Как ему объяснили, это признаки сердечной недостаточности. Меня еще тогда смутила избирательность признака только на одной кисти. Я сам врач, но всегда безоговорочно привык верить своим коллегам, особенно в тех областях медицины, в которых не работал.
Мама оставалась в полусознательном состоянии, но ситуация с кистью ухудшалась с каждым днем. В пятницу, 15 июня, сын в очередной раз навестил бабушку. Попытался получить ответы на свои вопросы у завотделения. Почему и с чем связано повышение температуры? Может быть ухудшение состояние связано с повторным инсультом? Почему синеют пальцы на руке? Доктор отреагировал: “А вы что — следователь, чтобы задавать подобные вопросы?”. Но все-таки решил ответить: “Повторного инсульта здесь нет, а пальцы синеют, потому что кисть была привязана бинтом, и бинт передавил руку”.
Сын обратился за разъяснением к начмеду. “Ухудшение состояния связано с хронической ишемией головного мозга, но опять-таки никаких прогнозов я вам дать не могу”, — объяснила начмед. “А синюшность пальцев левой руки?” — поинтересовался сын. “А это признаки сердечной недостаточности”, — последовал ответ.
Не думайте, пожалуйста, что я пишу со слов сына. Есть аудиозаписи разговора с врачами.
В субботу, 16 июня, сын снова навестил маму. Уже вся кисть была синяя. Пригласили хирурга. Диагноз: “Тромбоз плечевой артерии. Гангрена левой кисти”. Время было потеряно. Руку ампутировали на уровне верхней трети левого плеча, тем самым полностью похоронив надежды на возвращение нашей мамы и бабушки к полноценной жизни…
Что я хочу сказать по этому поводу. Очень и очень хотелось бы, чтобы врачи более внимательно относились к своим пациентам. Чтобы чаще ставили себя на место этих больных. А еще лучше, представляли себе в каждом из них свою маму, отца и тогда, возможно, не будет у нас подобных наплевательских отношений.
Прости меня, мамочка, что не сумели защитить тебя от равнодушия и непрофессионализма. Прости меня…
Валерий Трефилов,
Апатиты.
Странное дело, не видела ни одного врача, который бы лечился тут же, в той же больнице в которой работает. Боятся что-ли…
Отделение сестринского ухода = отделение паллиативной медицины = морг для пока еще живых. Увы, но столкнуться пришлось. Выхаживать там никого не пытаются. Не дай Бог никому заболеть в Апатитах или Кировске сколько-нибудь серьезно. Эскулапы просто добьют. Они даже выходить не попытаются. Пусть пролеченные ими к ним во сне приходят.