Полностью он называется — музей-архив истории изучения и освоения Европейского севера КНЦ РАН. И если вы думаете, что никогда там не были, скорее всего, ошибаетесь. Помните дом №2 на улице Гайдара? Крыльцо, постамент и сверкающий на нем колокол? Если вам за сорок, наверняка, вы ходили в этот музей — единственный в тот момент в Апатитах — на экскурсию с одноклассниками.
В 1996 году музей-архив переехал в академгородок, в дом №40а. И по-прежнему экскурсии здесь проводит заслуженный работник культуры России Евгения Яковлевна Пация, заведующая музейным сектором.
Рассказчик она замечательный. Слушать ее можно часами! И для читателей “ДД” она подготовила несколько историй. Тем более, что вскоре Апатиты отметят 50 лет, а музей — 42 года.
Итак, Евгения Яковлевна рассказывает:
— Этот музей открылся, не имея никакого юридического статуса, в 1974 году. Идея исходила от общественной организации Северный филиал Географического общества, ведь с самого начала музей был географической направленности и должен был рассказать о том, как открыли Кольский полуостров, как его заселили и что тут вообще происходило.
А его создателем и руководителем Северного филиала Географического общества был уникальный человек — кандидат географических наук Борис Иванович Кошечкин, автор множества популярных книг об истории освоения Севера, которого академик Лихачев считал большим знатоком. Борис Иванович знал, что происходило в этом регионе, помнил фамилии и открытия. Очень интересный человек! Я была его “правой рукой” восемь лет, а потом он уехал в Санкт-Петербург…
Должна похвалить власти того времени. Дом №2 на Гайдара сразу проектировали с учетом будущих музейных помещений. На первом этаже для нас построили залы с большими дверными проемами, потом раширили за счет еще одной квартиры. И должна сказать, это было место для горожан, гостей города, тех, кто приезжал по делам в Кольский филиал Академии наук… Музей тогда был местом интеллектуального общения.
И, конечно, к нам приходили дети! Экскурсии для них были регулярными, к нам очередь стояла. Если, не дай Бог, кто до нас не дозвонился — возмущались. А дети и без экскурсий приходили на Гайдара, зимой и летом, — ведь тут же колокол стоял!
Он до сих пор у нас, на нем написан вес церковно-славянской вязью — 56 тонн. Это середина ХIХ века. Колокол — географический, колокол-маяк. Горло Белого моря — сложный пролив, все корабли, идущие в Архангельск, его проходят. Там есть полуостров Великий, на нем — мыс Орловский. И вот там-то стоит знаменитый Орловский маяк, он много раз был упомянут в литературе, в том числе и у финнов. Это был ориентир для моряков. А теперь мыс относится к территории Архангельской области, там морской заповедник.
И вот наш колокол около маяка лежал на боку, на земле. Много лет лежал, пока мы не попросили Северный флот о помощи — они на корабле довезли его до Североморска, а уже потом он отправился в Апатиты. Архангельск потом неудовольствие выражал — почему забрали колокол? Но ведь он был ничей, и никто не догадался его приспособить. А поскольку у нас был центр географических знаний, то и колокол нам очень пригодился.
С семидесятых годов и до перестройки Орловский колокол прожил в объятиях детворы. Все дети Апатитов по нему лазили! Сейчас он стоит в зале музея и покрылся зеленоватой патиной, так и должно быть, конечно. А когда стоял на улице — сверкал, настолько его детские тела в пальто и рубашках отполировали!
И вот тут я выражаю большую благодарность жителям города. В момент перестройки, когда резко изменились человеческие ценности, колокол постоянно пытались украсть. И жильцы соседних домов перестали спать. Они сторожили его, звонили в милицию, да и нам домой. Это был городской переполох, люди не хотели, чтобы его украли. И мы тогда быстро пригнали кран — быстрее спасайте!
Колокол демонтировали и поместили на склад филиала Академии наук. И тут начинается печальная часть истории.
Наш колокол был целый, с языком. Из музея “Малые Корелы” Архангельской области как-то приезжал звонарь и очень просил отдать им его — живой, настоящий, с голосом! Это редкость. Он звучал, и мы даже сначала хотели его на стропила повесить. Но решили, что город перестанет спать…
Когда колокол грузили для перевозки, кто-то увидел рецептуру: сколько в нем пудов меди, сколько олова, серебра чуть ли не 12 пудов и два пуда золота. Хотя, когда льют колокола, никакого серебра и злата не добавляют. Но любой мастер — это же маркетинг! — пишет лишнее, чтобы подороже продать. Тем более, что колокол для Орловского маяка заказывало морское ведомство, богатое. И мастер дописал про золото и серебро. Так вот, какие-то негодяи в то время, пока колокол хранился на складе, отпилили у него язык. А тут — как у Ильфа и Петрова с гирей! — оказалось, что язык в 400 килограммов весом состоял из чистого чугуна.
Так что теперь остается ждать, когда государство разбогатеет, чтобы просить денег на реставрацию. А тогда я думала, что не выживу — так мне было его жаль… Ведь это — историческая ценность, и какой красивый, произведение искусства! Но никто не отменял человеческие пороки — жадность и жажду наживы.
…Сейчас в музей ходят мало. Но каждый раз, когда взрослые люди оказываются здесь, я слышу один и тот же возглас: “Ой, колокол! А мы думали, куда же он подевался?” А нынешняя детвора — от малышни до шестиклассников — тут же спрашивает меня: “А на колокол можно влезть?” И я разрешаю всегда! Ведь тактильное общение для детей очень важно — они с колоколом с удовольствием общаются, обнимают, разглядывают. А однажды из Умбы были школьники. У них там православный кружок есть, и вот они бегло читали тексты и в старинных книгах, и вязь на колоколе.
Так что у нашего, апатитского колокола есть и сегодняшний день. И я думаю, он-то и является настоящим символом города.
