Шпицберген, Свальбард, Грумант — названия одной и той же группы островов, которую с севера омывают воды Ледовитого океана, а с юга — Гренландское, Норвежское и Баренцево моря. Я попала туда в составе группы журналистов — норвежских, финских, российских. За пять дней нам удалось побывать в двух поселках, совершить прогулку на военном судне, пережить путешествие на снегоходах, отведать китятины в ресторане…
Не живут, а работают
О том, с какими проблемами мне пришлось столкнуться, когда наша группа покидала Шпицберген, я уже вам рассказывала. Поддержка коллег и помощь норвежской полиции позволили вернуться на родину вовремя и в полном порядке. Но это, поверьте, не единственное и все-таки не самое яркое впечатление от всей поездки.
Конечно, мне есть что рассказать. Я попала на Шпицберген впервые и, честно говоря, вряд ли когда-нибудь еще смогу. А кто-то никогда не видел эту “землю ледяных великанов” с борта самолета и никогда не пройдет по ней пешком. Вопрос не в том, что далеко. Дорого.
Собирая материалы и впечатления для публикации, я раз двадцать вспомнила фразу “Хьюстон, у нас проблемы”. Информации так много, что целой газеты не хватит. Чаще всего мне задавали вопрос “Как там, на Шпицбергене, люди живут?”, вот с этого и начну.
Постоянное население на Шпицбергене — примерно 2600 человек, больше половины из них — норвежцы. Остальные — не поверите! — представители сорока с лишним стран. Россияне и украинцы — вместе их чуть менее пятисот — в основном обитают в российском поселке Баренцбург, некоторые живут и работают в Лонгйирбюене. Двести тайцев работают в гостиницах, магазинах, кафе и барах местной столицы.
Зачем они едут жить и работать на край света? Зарабатывать деньги прежде всего. Дело не в том даже, что у жителей Шпицбергена высокие зарплаты — здесь налоги намного ниже, чем в остальной Норвегии. Семья в Осло тратит на них 25 процентов своих доходов, а на Шпицбергене — восемь! Государство при этом не платит людям “северных надбавок”, только раз в год выплачивает шпицбергенским норвежским труженикам примерно 30 тысяч норвежских крон. Если их откладывать, за пять-шесть лет можно накопить на собственное жилье на материке.
Говорит, здесь меньше людей, а значит, и условностей. Фото Елены Балабкиной.
Нельзя рожать и умирать
Примерно на такой срок — пять-семь лет — большинство приезжих и задерживается на Шпицбергене. Здесь нельзя рождаться и нельзя умирать. После 1975 года, когда с материком наладили постоянное авиасообщение, все роженицы за несколько недель до родов обязаны покинуть архипелаг. Люди, состояние здоровья которых требует медицинского ухода, жить здесь не имеют права. Больницы есть: одна — в административном центре, вторая — в Баренцбурге. Но они специализируются на экстренных случаях, например травмах и обморожениях, или оказывают элементарную помощь. Кладбище в Лонгйирбюене не действует, это объект культурного наследия. Хоронить в вечной мерзлоте сложно, к тому же могилы могут привлечь главного полярного хищника, гордость и угрозу этих мест — белого медведя.
Однако с уроженцем Шпицбергена нам удалось познакомиться. Шахтер Бент Якобсен родился в Лонгйирбюене в 1975 году, провел здесь детство и юность, несколько лет жил в материковой части Норвегии, но вернулся на родину. Он уже семь лет работает на шахте №7 — единственной действующей в окрестностях Лонгйирбюена. Работой и жизнью здесь доволен. Сказал, что жить на Шпицбергене проще: там, где меньше людей, меньше проблем, в самой Норвегии слишком много условностей, которые нужно соблюдать, а здесь больше свободы.
Уголь как знак присутствия
Кстати, угольная промышленность, которая до недавнего времени была экономической основой Шпицбергена, постепенно сдает позиции. Ближайшие к Лонгйирбюену шахты выработаны, на шахте №7 уголь добывают только для нужд самого поселка, а компания “Store Norske”, которая работает на Шпицбергене с 1916 года, в настоящий момент испытывает трудности. Цена на уголь в мире резко упала, а с ней и доходы компании.
Несколько лет назад “Store Norske” вложила огромные деньги в освоение новых мощностей в Свеагруве (шахта, которую открыли шведы, дала название шахтерскому поселку, но добыча угля теперь принадлежит норвежцам). Залежи угля там значительно богаче, но трудность в том, что над месторождением — двигающийся ледник. Чтобы расширять добычу угля в Свеагруве, потребовался грандиозный проект по прокладке коммуникаций под этим самым ледником. Проект и работы выполнили, деньги вложили, и тут разразился кризис.
— Какую глупость вы совершили! Неужели сразу было непонятно, что вкладывать миллионы в добычу угля здесь — это глупый поступок? — высказал свое мнение норвежский коллега представителю компании, который принимал нашу группу в главном офисе.
Представитель ответил обтекаемыми фразами, мол, пять лет назад все было не так плохо, и они надеялись… Шахта в Свеагруве сейчас работает, а новая ее часть законсервирована на три года. На то, чтобы ее не закрыли совсем, норвежское правительство выделило 500 миллионов крон на три года. Сравните: содержание Шпицбергена обходится норвежской казне в 451 миллион крон в год.
Кстати, шахтеры на Шпицбергене, по словам нашего гида Стиви (он провел для нас небольшую экскурсию по шахте №7), уже лет 50 к углю руками не прикасались. На рабочее место они добираются на авто (“Тойота Хай Люкс”) по специальному семикилометровому туннелю, пересаживаются в другую машину, которая и добывает уголь. Весь процесс, от начала до погрузки, полностью автоматизирован.
Спасибо.Просто и очень интересно.