“Милый дедушка! Пишет тебе твой любимый внук…” Увы! Я не человек, не собачка и даже не коза. Я — фотоаппарат. А у фотоаппаратов дедушек не бывает.
Но, если бы он у меня был, я бы обязательно написал ему письмо. И рассказал бы про своего хозяина. Как он не бережет меня, щелкает мною по поводу и без повода. Потому что его правило — щелкай, а там видно будет. Как он таскает меня не в специальной сумочке с толстыми мягкими стенками и дном, а в обычном рюкзаке, а на дно рюкзака подкладывает ношеную футболку или шорты. Это он делает вид, что заботится обо мне. Но шорты сбиваются в сторону, и я оказываюсь на самом дне, где на меня еще давят запасной объектив и электронная книжка, которую я особенно ненавижу. Вот ее-то хозяин на дно не кладет, протирает ее чаще, чем меня. Может, он достает ее не по каждому поводу, но проводит с ней времени гораздо больше.
Милый дедушка! А вчера он заставил меня работать впустую целый день. С утра снимал мною какой-то большой дом с колоннами на крутом холме. Для этого он влез на крышу другого дома и щелкал моим затвором, как умалишенный, да еще и объективы то и дело менял. Тут же, на крыше, на старой кушетке спал какой-то несчастный албанец или румын, так он и его снял. Потом опять повернулся к дому на холме. И так старался, так перевешивался через перила, что у меня голова кружилась.
Того, что он выронит меня, я не боялся — надо отдать ему должное, он в таких случаях всегда моим ремешком пользуется — заставляет обнимать его шею. Но я боялся, что мы вместе полетим вниз и шмякнемся о греческую мостовую, которая ничуть не мягче любой другой мостовой. Дом, конечно, красивый, но я потом видел в мелочных лавках точно такие же, только поменьше, вот и купил бы и меня не дергал понапрасну.
Я выполнял его причуды, а сам все думал, что меня тревожит, что не дает покоя… Но соображать было некогда, потому что этот “художник” стал фотографировать девушек на улице. Девушки сильно отвлекли меня от тревожных ощущений. Я тоже девушкам симпатизирую. Они красивые.
Одних он снимал без спроса, от живота, и мазал при этом безбожно. Я видел, что брать надо ниже, но молчал — меня никто не спрашивал. А некоторых снимал с их разрешения. При этом он просил разрешения не на своем родном языке и не на английском, который все понимают, а почему-то на итальянском.
— Посо фотографарэ пер фаворе! — и еще добавит масляно: — Белла синьорина.
А он такой же итальянец, как я сеножатка. Он эту фразу нарочно зазубрил. И она работает — дурочки тают и улыбаются до ушей. И никогда ему не отказывают.
Один раз ему отказали, всего один раз. Да и то это были двое мужчин. Они сидели на балконе, заросшем цветами, в красивом доме на пустынной улочке, и о чем-то тихо говорили. А этот снизу завел: посо фотографарэ… А они говорят: нет! И еще рукой махнули, дескать, проваливай. У меня от страха чуть линзы не выскочили. Дело ведь было на Сицилии, и наверняка эти дядьки были крестными отцами мафии. И я думал, они вытащат свои лупары да как начнут палить, и первому достанется мне, потому что я этому “папарацци” грудь прикрываю. Были бы у меня ноги — сбежал бы.
Потом, вчера, он снимал в музее очень старинных вещей. И тут мне стыдно говорить! На полочке стоит скульптура самого Геракла — такой симпатичный мужчина, мускулистый, почти без одежды… Так этот хоть бы раз его щелкнул! Нет, он взялся фотографировать, извините, детский горшок! Да еще старый такой — если верить табличке, горшок слепили из глины две с половиной тысячи лет назад.
Затем он снимал в колоннаде. И сама колоннада красивая, и скульптур в ней много стоит. Тут он так старался — и снизу статуи фотографировал, и сверху, и с перспективой, — что даже запыхался. Сел на лавку дух перевести и стал поглядывать на очень старый храм вдали.
Этот храм построили в те же времена, когда и горшок вышеупомянутый вылепили. Но главное, он сохранился лучше всех других. Издали видно, что даже крыша почти вся уцелела, не только стены и колонны. Но самое смешное, что мой-то до этого храма уже несколько лет дойти не может — то устал от жары, то музей закрывается, то еще что-нибудь. А сегодня и время есть, и кураж для съемки у него проснулся с утра еще. И вот он любуется храмом, прикидывает, как его запечатлевать станет. А до меня доходит причина тревоги: если бы у меня была рука, я бы себя по лбу хлопнул. И я пишу ему на дисплее своем: вставь карту памяти, болван!
Не скажу, что я сильно злорадствовал. Самому было обидно. Столько раз он давил на мои кнопки, без остановки крутил объективы, я устал жужжать, отмеряя дистанции и светосилы в разных вариантах, а все зря! Я притих на его шее, а он сидит, смотрит на храм и только грязно и монотонно выругивается себе под нос. И я его тут даже не осуждал.
Ну, что ж. Он отменил на завтра прежние планы, и мы опять придем сюда же. Может, завтра повезет.
Ну вот. Осталось только адрес написать: “На Японские острова, дедушке Кэн-ону”.
Ваш Игорь Дылёв, Фалераки, Родос.
Избегайте солнечных ударов!
