Для Любови Певцовой война шла по Транссибирской магистрали: с востока на запад и опять на восток
Живут на белом свете люди двадцатых годов рождения… Вдумайтесь — двадцатых годов двух веков! Общение с тем, кто сохранил ясность ума, будучи в весьма солидных летах, — настоящее удовольствие. С тобой говорит сам голос века, ты будто смотришь фильм, герои которого — вот они, сидят рядом, вспоминают и стараются быть стойкими, не плакать.
За последний год я поговорила с тремя женщинами, рожденными задолго до войны. Одна их них — жительница Апатитов Любовь Иосифовна Певцова. Она родилась 5 октября 1927-го. Невзирая на то, что идет ей уже 95-й год, подробно и красочно рассказывает о своем детстве и юности — трудных и иногда даже страшных днях.
Маму свою Любовь Иосифовна не помнит- вначале ее воспитывала бабушка, а отец, кадровый военный, смог забрать девочку в новую семью только пятилетней. Так она и оказалась в Монголии, куда ее отца, Иосифа Фроловича Судакова, назначили командовать бронетанковой батареей. Причем, только ему разрешили привезти на заставу жену и детей — мачеха хорошо шила, кому-то нужно было обшивать солдат. Наши войска тогда защищали границу монгольской народной республики от японо-маньчжурских провокаторов в силу заключенного между странами договора о взаимопомощи. К востоку от реки Халхин-Гол с мая по сентябрь 1939 года продолжались вооруженные стычки, наша армия несла потери, но ситуацию кардинально изменило решение о переброске на этот театр боевых действий опытных летчиков, воевавших в Испании и назначение командующим первой армейской группировкой Георгия Жукова.
— К нам очень часто приезжал Жуков дядя Гоша, он 57-м особым корпусом командовал. Очень они с моим отцом похожи были внешне! Мама заранее даже бражку ставила для хорошего разговора, ведь в Монголии спиртного вообще нигде не найдешь.
Любовь училась в интересной школе — она одна и учитель один, так к 12 годам уже девятилетнюю программу обучения завершила. Жизнь была привольной и не такой, с виду, опасной:
На сопку залезем и смотрим, как японские женщины с детьми белье полощут в озере Буйр-Нуур, куда река Халхин-Гол впадает. А мужчин не замечали. …А потом они напали на нас, ночью, подкрепления у нас не было — только наша часть в степи стояла. Мы крики услышали, выбежали с мачехой и братишкой четырехлетним, и на японцев сразу напоролись. Те оружие на нас навели, а мать кричит: «Не троньте детей, в меня стреляйте!» И вдруг слышим: «Ура-а-а!», и целая армия нам на подмогу идет.
В том бою Иосифа Судакова тяжело ранили, позже чудом не отняли в госпитале руку, с тех пор она плохо действовала. Однако из армии подполковника не отпустили: Москва ответила на запрос так — «кадровых офицеров не увольняем». Но танкистом он больше быть не мог, а потому получил перевод на станцию Дивизионная под Улан-Удэ, которая располагалась на Транссибирской магистрали. В семи километрах от станции стоял гарнизон и военно-пехотное училище. Здесь семье дали комнату, а отца Любы назначили начальником огневого цикла. Учились ребята четыре года, а когда война началась — всего два. Рядом — еще военные, командиры проходили здесь полугодовые курсы усовершенствования. Большой был гарнизон!
Любовь Иосифовна не выдерживает, плачет:
— Когда началась война мне было 14 лет… Я так хорошо помню это прекрасный, теплый выходной день! Рядом река Селенга, курсанты в увольнительной, купаются все, на лодках катаются. И вдруг в 12 часов из репродуктора на уличном столбе мы услышали «На нас вероломно напал враг…» Все бегом в части, я за ними.
С первого же дня войны Люба вместе с курсантами начала дежурить по гарнизону, с противогазом, с оружием в руках — следили, чтобы не было света в домах, боялись ночных авианалетов.
— А потом стали поступать раненые, эшелонами. Освободили для них три казармы. Эшелон прибывает — 15 минут на разгрузку. Мы с курсантиком за носилки, а они тяжелые! Он впереди, я сзади, все руки оборву, плачу… Летом еще ничего, а зимой раненый бывало кричит: «Доченька, накрой меня хотя бы шинелью, холодно!» Все казармы у нас были забиты. И Левитан по радио без конца: «Наши войска отступили…», «Наши войска оставили город…» Все оставляют и оставляют, раненые все поступают. А потом в Сталинград эшелон наших курсантов отправили, и тут телефонограмма — его разбомбили, никто до линии фронта не добрался, все мальчишки погибли! А второй эшелон дошел, и выпускники отца сражались в Сталинградской битке. Двое вернулись в гарнизон, рассказывали, что в те дни вода в Волге была красной от крови.
В 16 лет Любу перевели работать делопроизводителем в штаб гарнизона, в квартирно-эксплуатационный отдел. Однажды ее вызвал начальник штаба и сообщил: лежит ей дорога на трехмесячные курсы санинструкторов, после которых — на фронт. Подошла к концу работа и учеба, Любовь и другие девушки приняли присягу, отучились, наступил декабрь 1944-го, и тут вышел приказ — женщин на фронт больше не направлять. Новость хорошая, но молодые сотрудницы штаба немного даже обиделись.
— Когда в мае объявили, что война с Германией окончилась, радость, конечно была огромная. Немножко пожили, и вдруг — новое объявление, началась война с Японией. Опять мимо нашего гарнизона пошли поезда на фронт, только теперь уже на восток. И снова начали возвращаться отвоевавшие, командиры, но не своими ногами. Проводник из вагона их выносит, потому что ноги отняты полностью, на дощечках с колесиками передвигаются. Я тогда даже смотреть на них не могла…
В общей сложности Любовь Иосифовна с семьей отца провела в гарнизонах 18 лет, успела даже заочно отучиться на преподавателя истории в университете марксизма-ленинизма. А потом училище закрыли, отца, который перенес два инфаркта, уволили из армии.
— Я так устала от гарнизонов и решила, наконец, оставить семью. А про Север узнала от одного из прибывших повышать квалификацию военных, он рассказал, что в какой-то Африканде нужны работники.
Девушка отважилась и взяла билет на поезд, в пути разговорилась с попутчицей, которая позвала с собой в Кировск. Так 20 апреля 1950 года Люба приехала на станцию Апатиты. Поселилась в общежитии на 25-м километре.
— Сколько тут снегу было, какие бураны! По веревочке до работы, на АНОФ-1, ходили. А я устроилась в МВД, нормировщицей в лагерь для заключенных, — я же «секретчицей» была, документы мои им приглянулись. Потом меня назначили в управление монтажного участка первой фабрики, в бухгалтерию — там я проработала много лет.
С мужем, фронтовиком-разведчиком, она познакомилась самым обычным для тех времен способом. Жила в общежитии, спустя пару месяцев дали ей комнатку в бараке на улице 30 лет ВЛКСМ — трудно ей было в общежитии прижиться, слишком велика была привычка к армейской дисциплине и порядку, а тут — сплошные «гражданские»!
— В комнатке барака света не было, я попросила мастера на работе прислать электрика толкового. Он пришел и привел товарища, который только демобилизовался после шестилетней службы в Польше и вернулся к семье, к сосланным на север родителям и сестре. Смотрю на следующий день, а парень пришел меня встречать, это и был мой Владимир Иванович Певцов. Мы расписались, он курсы электросварщиков окончил и отработал на фабрике с 1950 до 1989 года.
Любовь Иосифовна сейчас живет одна. В ее чистенькой квартирке все тот же, армейский, порядок. А центральное место, конечно же, отдано фотографиям — сыновей и двух ветеранов: Иосифа Фроловича Судакова и Владимира Ивановича Певцова.
