Телефон и прочие приборы

 

Сегодня, конечно, проще. Сегодня любую цитату сверяешь за секунду. Любой источник находишь за две. А уж узнать, как пишется слово “палимпсест” тебе помогают тысячи электронных словарей.

Но главное, сегодня мы общаемся так, как никогда раньше. С любым товарищем за тридевять земель созваниваемся и списываемся совершенно бесплатно, и говорить можем часами — помогают программы в смартфонах, скайп, сети… Как изменился мир за каких-то двадцать лет!

А когда-то… Да, когда-то ты полагался на себя, эксперта и, конечно, библиотеку — домашнюю или общественную. Потому что никто и ничего тебе на блюдечке не преподносил. Нужно найти первоисточник, сверить дату или фамилию? Идешь в библиотеку. Или заглядываешь в словари. Розенталь, Даль, Ожегов, словарь синонимов, орфографический, русско-английский Мюллера, словарь топонимов и, на всякий случай, философский — вот обычный набор журналиста доинтернетовской эпохи.

А телефоны? Помню, как у нас появились первые мобильные, в 1998-м. Это были “Nokia” 5110. Четыре телефона Игорь Николаевич где-то добыл. Один для себя, три для нас, репортеров. Во-первых, подарил для нашей радости, на Новый год. Во-вторых, считал, что это штука нужная, невзирая на то, что звонить было почти некому. Впрочем, через год-два мобильными телефонами (“сотовыми”, как некоторые тогда говорили) обзавелись почти все.

Технический прогресс наш шеф недолюбливал. Не то чтобы сопротивлялся, но иронизировал и не доверял. И все же очень быстро мы освоили вначале электронную почту, а потом и все остальное. И становилось ощутимо легче, ведь сколько заметок было записано вручную после команды “Прими информашку!”. Это значило, что тяжелую трубку стационарного телефона нужно было прижать ухом к плечу и моментально записать под диктовку материал от нашего корреспондента Юры Иванова из Полярных Зорь или от Гали Свининой из Кировска. Потом, бывало, шея не разгибалась…

А вот что всем сердцем полюбил Игорь Николаевич, так это переписываться с людьми. Установил себе ISQ (“аську” с зелененьким цветочком, кто не помнит) и вступил в REX-чат, местный, апатитский. И начал пропадать в нем целыми днями. Обзавелся новыми знакомыми — чтобы набрать такой круг общения без Интернета, понадобился бы не один год. А тут — узнаешь новости, флиртуешь, даешь и получаешь советы, а то и троллишь иногда. А поскольку этот чат был местным, то люди выходили “из сумрака” и встречались в городе, ходили в кафе.

“Аська” же применялась для раздачи команд сотрудникам и междусобойчиков. При этом доходило до смешного: сидим мы втроем в кабинете, приходит посетитель, разговаривает с одним из репортеров, а двое других переписываются: “Ой, это ж товарищ Х.! Я его знаю! Наврет, наверное…” А со стороны кажется, что работают себе люди…

Вот чего шеф точно не полюбил, так это скайп. Пользовался, только если вызывали его самые родные. Считал, что не так он хорош собою, чтобы на экране отсвечивать. Да и со смартфонами не задалось — так и не освоил, как не освоил никакие новые модели телефонов, сколько ни пытался. Пусть будет простецкая “Nokia” со стертыми клавишами, а не то, что мы каждый год пытались подарить ему на праздники.

Социальные сети шеф принял тоже скептически. Но потом с удовольствием вел страничку в “VK” — это была возможность поделиться своими фотографиями и отметить чужие. И, конечно, иногда комментировал наши записи, часто невпопад, а мы сердились: “Ну, началось! Не знает, а пишет…” Но вот прошло два месяца, и как же сегодня не хватает его “лайков”, сердечек или любых, пусть самых нелепых замечаний! Даже сейчас по привычке пишешь пост — и первая мысль: “Ну, вот он точно сейчас первый отметится!”

Но — нет. Уже нет.

 

Наталья Чернова.

Пил вчера коньяк по телефону

Пил вчера коньяк по телефону.

Шел домой — холод собачий. И проблемы, проблемы — выборы, газеты, производство… Ну, и зашел в…

Не могу говорить, а то скажут: скрытая реклама. Зашел в один магазинчик, купил бутылку дагестанского коньяка. Рекомендую брать именно там, потому что в других я на паленый попадал. Керосином не отдает, но водянистый какой-то. А тут… Забегая вперед, скажу: еще только бутылку открыл, а через узкое горлышко — аромат солнечный. Хорошо.

Ну, значит, добрался домой. Готовить неохота. Стал варить пельмени. Попробовал коньяк. Вещь. А привычка у меня некрасивая — под настроение вот так, пока на кухне и один, прихлебываю из горлышка прямо. Некультурно, но вкусно. И хорошо, что настроение такое редко бывает. Последний раз, помню, года три назад. Настроение было — дрянь. Почти бутылку выхлебал. Кончилось тем, что гостей назвал — душевно посидели. А вчера — гостей не хочу. И сразу звонок:

— Чем занимаешься?

— Коньяк пью.

— Один?

— Нет.

— С женщиной?

— С двумя.

— Бабник.

— Да.

Врать нехорошо. Чтобы больше не врать, звоню другу. Спрашиваю:

— У тебя выпить есть?

— Да. Коньяк.

— Давай выпьем.

— Давай. Сейчас лимончика отрежу. Я готова. За что пьем?

— За разврат.

— Только не в политике.

Чокаемся о трубку и пьем. Хорошо.

С детства (ну и детство у меня было) помню чью-то фразу: человек не есть венец творения природы, а лишь промежуточное звено в цепи создания рюмки коньяка и дольки лимона. Сильно.

О чем мы только не говорили. За что только не прикладывались. Если честно, не помню. А друг, тоже мне называется, — обещала напомнить, за что пьем, а сама сегодня ничего не помнит. Но говорит, что хорошо было. Душевно.

А вот как-то позвонил вечером в Канаду, тоже лучшему другу, но из детства, из юности. Так захотелось его услышать!

— Здорово, — говорю.

— А ты знаешь, — ворчит, — который час?

— Знаю. У нас одиннадцать вечера.

— А у нас четыре утра.

— Фиг с ним, — утешаю. — В твоем канадском холодильнике хотя бы задрипанное канадское пиво есть?

— Есть.

— Давай выпьем.

А он отвечает:

— Гарик, а ты знаешь, сколько стоит этот звонок?..

Компец. Нет друга. Осталось только мое уменьшительное из детства имя. А вы говорите: надо ехать! Можете ехать. Только за границей вам из головы мозги вынут, вставят счетчик, а вместо души — калькулятор. Езжайте!

А я не хочу. Мне и разгильдяем быть хорошо. А ночью проснулся — тишина мертвая, как в кунсткамере. Наверное, там так же тихо, как было ночью на площади Геологов. Уникально тихо было на площади. “Вымерзли все, — решил я. — Надо было всем звонить и со всеми пить коньяк по телефону. Жаль. Столько было хороших людей”.

А утром — радость. Все живы. Только жаль, что не помню, за что пили.

 

С удовольствием — Игорь Дылёв. Декабрь, 1999 год.