Я никогда не была в тюрьме, тем более в норвежской. Только слышала о том, как гуманно там обходятся с подонком Брейвиком. Неделю назад норвежский Хельсинкский комитет Баренц-Пресс-Интернешнл предоставил возможность журналистам из Архангельска, Карелии и Мурманской области посетить тюрьму в столице Норвегии, Осло. Грех было не использовать такую оказию, потому что в России вряд ли нам устроят такую экскурсию.
Без каменной стены
Это была женская тюрьма “Бредтвейк”. Перед поездкой я вычитала в Википедии, что история тюрьмы началась в двадцатых годах прошлого века. Ее построили рядом с одноименной церковью. Сначала здесь обучали мальчишек-подростков, потом устроили женскую тюрьму. Во время Второй мировой войны, когда нацисты оккупировали Норвегию, здесь был концентрационный лагерь. С 1949 года это и тюрьма, и исправительное учреждение для женщин.
Если 60 лет назад здесь был пригород Осло, то сейчас тюрьма расположена в городской черте. Кирпичного или каменного забора вокруг территории нет. По периметру установлены высокие проволочные ограждения в два ряда, сверху — колючая проволока. Как рассказал инспектор Кристофер Маккейб (он был гидом нашей группы), отсутствие глухого забора — это и хорошо, и плохо. Хорошо, что заключенные могут видеть все, что происходит за воротами тюрьмы, плохо, что их снаружи видят посторонние.
На входе нас попросили сдать паспорта и оставить в камере хранения мобильные телефоны. Внутри тюрьма выглядела, как студенческое общежитие, ничем противным не пахло, и шума никакого.
Пока поднимались на четвертый этаж, встретили темноволосую девушку в красном спортивном костюме. Она тащила большой мешок, вроде как с постельным бельем. Девушку сопровождала другая — в черной одежде, без мешка. Та, что с мешком, посмотрела на нас волком, а девушка в черном улыбнулась и сказала по-английски “Привет!”. Оказалось, что в красном — это заключенная, в черном — охранник. У заключенных не только красные костюмы, но и футболки, шапки, куртки — вся казенная одежда. Однако и в домашнем тоже ходят. А почему заключенная была такая хмурая, так это тоже понятно — с чего ей чужим людям улыбаться?
Она не хочет нас видеть
Желание или нежелание заключенных общаться с чужаками в тюрьме строго учитывают. Без согласия заключенного никто из визитеров не имеет права с ним разговаривать, а также фотографировать.
Нам попытались показать мастерские, где женщины работают: шьют, вяжут, строгают фигурки из дерева, раскрашивают их. Но подробно вникнуть в суть трудовой деятельности у нас не получилось. Одна из заключенных сказала, мол, я не хочу, чтобы тут посторонние находились, мне не нравится. И мы буквально пробежали сквозь мастерские. Но успели заметить, что девушек восточной и юго-восточной внешности больше, чем других.
В тюрьме “Бредтвейк” сидят 64 женщины, основная часть — 84 процента — не норвежки. Есть одна россиянка, с нами встречаться отказалась. Много осужденных за преступления, связанные с наркотиками. Средний возраст сиделиц — 34-35 лет. Сроки отбывания наказания — от трех-четырех лет до пожизненного. Количество персонала, работающего с заключенными, — 120 человек.
Розы-мимозы
В четвертом отделении, где режим содержания заключенных не очень строгий и камеры днем не запирают, нас провели в гостиную. Огромный кожаный диван, большой низкий стол перед ним. На столе — корзина с яблоками, рядом — свежие розы в круглой прозрачной вазе. Есть и нормальный обеденный стол, на нем стоит корзина с бананами. На стене, напротив дивана — плазменный телевизор. В кухонном уголке (он оборудован всей бытовой техникой, как коттедж где-нибудь под Рованиеми) пожилая женщина достает из посудомоечной машины чистые чашки — скоро время ланча. Мои коллеги, особенно девушки, аж запричитали: до чего душевно все здесь, ведь даже подарочки рождественские на гвоздиках висят! И компьютер тоже имеется.
Мы спросили Кристофера:
— И Интернет, что ли, есть?
А он ответил:
— Нет, это чтобы письма писать или пасьянс раскладывать.
Стены гостиной украшены постерами, один из них на чешском языке. Есть и рукописные плакатики, вместо “На свободу с чистой совестью” — “Помни, последний день, который ты проведешь здесь, обязательно наступит”. Все обращения к заключенным написаны на двух языках — норвежском и английском, контингент ведь интернациональный.
Кстати, листовки в тюрьме сочиняет человек с большим чувством юмора. В учебном классе, где принимал нас перед началом экскурсии инспектор Маккейб, есть плакатик, объясняющий курсантам, как следует себя вести во время занятий. Начинается он словами: “Прежде чем приступить к занятиям, налей себе кофе”.
Нас пригласили посмотреть камеру все в том же отделении №4. Комната на одного человека, есть письменный стол, холодильник, кровать, журнальный стол с креслами, большое окно. На столе — телевизор, фотография очень старой женщины, а у кровати к стене приколот снимок девочки лет 10-12. Нас просят не переснимать фотографии — это очень личные вещи.
Когда мы вышли из отделения, инспектор Маккейб спросил:
— А вы знаете, чья это камера была?
— Нет.
— Вот той дамы, которая ланч готовила на кухне…
Оказалось, что тихая бабуля в очках — это заключенная, а не обслуживающий персонал.
— А за что она сидит? — спросили мы.
— Не знаю точно, за что, но срок у нее очень большой, — ответил Кристофер.
Невозможные отношения
Вообще отношения между заключенными и охраной в этой тюрьме интересные и невозможные, к сожалению, для России. Охрана и заключенные все делают вместе — едят, занимаются в спортзале, ходят в библиотеку, работают в мастерских, и даже перекуры у них общие. Много времени уходит на беседы, ведь главная задача сотрудников тюрьмы, как и всей системы наказаний королевства, — наставить на путь истинный, помочь вернуться в нормальную жизнь.
— А что бывает, если заключенные нарушают режим, не выполняют требования охраны, ведут себя по-хамски? Ведь есть такие случаи?
— Бывает и такое, но наказания регламентом не предусмотрены, мы можем ограничить преимущества, которые есть у заключенной, — отвечает инспектор. — Можем урезать денежное довольствие, ограничить количество свиданий — что-то в этом роде.
— А сколько получают заключенные в вашей тюрьме?
— Те, кто работает, — шесть евро в день… А кто не работает — три евро. Работать или нет, заключенные решают сами.
Деньги женщины тратят тут же в тюрьме — на каждом этаже стоят автоматы, где продаются шоколадки, лимонад, печенье.
Если статья не очень тяжелая, заключенные, отсидевшие две трети срока, имеют право выйти на свободу досрочно.
— И они действительно хотят выйти раньше? — спросили мы инспектора.
Инспектор улыбнулся и ответил:
— Нет.
Что касается нас, журналистов, то двух часов в тюрьме нам было достаточно, чтобы соскучиться по воле. Тюрьма и есть тюрьма, даже самая распрекрасная. На прощание мы сфотографировались с инспектором Маккейбом. И узнали, что этот симпатичный ирландец работает в норвежских тюрьмах уже семь лет, а в этой — последние девять месяцев.
— Приезжайте еще, — сказал нам Кристофер напоследок.
“Уж лучше вы к нам”, — подумали мы.
