Чем писалось

Если я скажу, что учился писать гусиными перьями, я, конечно, солгу, хоть и давно живу. Я просто не застал их массовое использование. Однако на мою долю тоже выпало кое-что интересное…

Железное перо

То, что мы называем складным ножиком, мой дедушка называл перочинным. Эти ножички были предназначены именно для очинки гусиных перьев. Испанцам пришло в голову использовать для письма гусиные (потому что полые внутри) перья в начале седьмого века. В начале девятнадцатого было придумано металлическое перо. То есть Пушкин с Гоголем могли вполне использовать новые технологии. Вместо них металлическими перьями писал я. Прошу прощения, но как-то надо перейти на собственный опыт.
Учился я писать именно перьевой ручкой. Каждый ученик носил в портфеле пенал с ручкой и карандашом и чернильницу. Пеналы у меня почему-то не приживались, и ручки просто лежали в недрах портфеля, отчего перья часто выходили из строя. А вот чернильница…

Она была специальной конструкции: туда наливается, обратно — нет, но это теория. Почему-то “чорнылка” (с ударением на “ы”) часто отравляла жизнь мне и моим друзьям путем заливания чернилами внутренностей портфеля или наших рук и одежды. Да, будь я примерной девочкой-зубрилкой и чинно ходи в школу с бантом на голове и портфелем в изящной руке, и портфель плыл бы по воздуху плавно, без резких движений, тогда принцип непроливаемости чернильницы работал бы исправно. Но мы не были примерными девочками. У нас все время были важные дела по дороге в школу через все село. Куда-то зайти, что-то сделать, бросить портфель на землю, чтобы не мешал, или просто треснуть друга по спине этим переносным хранилищем знаний, а внутри “чорнылка” перегрузки испытывает… В общем, конструкторам надо было еще поработать.

А еще вместе с той техникой письма из нашей жизни ушло целое явление — клякса. Теперь дети даже представить себе не могут, что это такое. А я о кляксах знал все. Даже то, как поставить ее “нечаянно” на “двойку” в тетради и даже в дневнике. Мне кажется, это не помогало избежать родительского, да и учительского гнева, но что-то же надо было делать!
О чернилах, чернильницах и перьях можно вспомнить еще многое, но время идет, и надо поспевать за ним, а жизнь обогатилась шариковыми ручками. Это было чудо!

Ах, эти шарики!

Удобно, просто, красиво… Правда, еще некоторое время в школе не разрешали ими пользоваться, дескать, почерк испортится. Увы, на “красоту” моего почерка уже ничто повлиять не могло. Уж где я не блистал совершенно точно, так это в чистописании, на Украине называлось — каллиграфия.

Скажите, уважаемые, доводилось ли вам в последние времена дописать стержень шариковой ручки до полного истощения? Я тут дома должен был что-то рукой написать и нашел залежь разных-разных ручек, несколько десятков. И половина не пишет. Но не потому, что пустые, а потому, что высохли от безделья. А тогда стержни выписывались постоянно. Видимо, много уроков задавали.
В конце шестидесятых самая простая шариковая ручка стоила двадцать восемь копеек (тогда не так уж мало). Но если ручки еще попадались в продаже, то стержни были очень большой редкостью. И нам, сельским мальчишкам, приходилось (впрочем,  это было в удовольствие) ездить в центр города Запорожье, чтобы заправить пустые стержни. Прямо на проспекте Ленина ютилась маленькая мастерская бытового обслуживания, где иногда можно было восстановить стержень. Вот сейчас вспоминаю и переживаю ощущение праздника. То ли чудом была закачка пасты в тонкую пластиковую трубочку, то ли вся поездка в город, где можно было поесть мороженого и поболтаться по огромному магазину спорттоваров… Там столько всего было для нас диковинного — от надувных лодок до шагомера, на ценнике которого, мамой клянусь, было написано: “Шагомер. Чтоб шаги мерить”.

Впрочем, шариковая ручка сама по себе была маленьким праздником. Потому что стали появляться красивые и необычные ручки, а потом — многоцветные. Они, правда, быстро ломались. Потому что лично я любил их раскрутить, чтобы понять, а они раскручивания не любили — пружинки обратно вставали косо, кнопки совсем не вставали. И каждый раз я зарекался раскручивать эти трех- или даже двенадцатицветные аппараты, но удержаться никогда не мог.
Сейчас пришло в голову, что жить без ручек было бы невозможно. Ладно — уроки, сочинения там или задачи по математике, но без записок девчонкам, без писем маме, пока служил, без первых заметок в газету…

Заяц с барабаном

В 1982 году в “Кировском рабочем” была одна пишущая машинка. Все писали руками, а рукописи отдавали машинистке Гале. Как она разбирала наши почерки — ума не приложу. Ворчала, иногда бранилась, но разбирала и печатала. Вот тогда я решил, что пора заводить свою технику.
Мне повезло когда-то. На флот я попал в радисты. И первые семь месяцев меня и моих друзей-матросиков дрессировали в учебном отряде не просто принимать морзянку, а принимать ее на машинку. Сперва руки судорогами сводило, когда в иные дни случалось по восемь часов занятий. А потом стало легче. К концу третьего года службы я тарахтел, как заяц на барабане, да еще и не глядя на клавиатуру.

И вот все в том же Запорожье мама по цепочке знакомых вывела меня на областную промтоварную базу (в магазины такие вещи не попадали). И у них нашлась “ТБМ люкс”, портативная, югославская, мягкая в клавиатуре и красивая-красивая машинка! Работники базы сказали, что она последняя и слегка сломана. Наврали, поди, чтобы сбыть калечную вещь. Потому с чистой совестью я тоже соврал — осмотрел машинку и сделал печальное лицо, дескать, ой, как сильно сломана… И мне дали скидку — заплатил не двести тридцать, а на десятку меньше. А “поломка” была в том, что открутился регулировочный винтик на каретке.

Машинка стала для меня праздником еще более праздничным, чем шариковая ручка… Странно, средства письма делали мою жизнь радостной и яркой… Почти как девушки.
Она служила мне больше десяти лет, пока не появились компьютеры. Жаль, при переездах пропала моя любименькая “тэбээмка”. А компьютеры… Компьютеры — вещь. Но это совсем отдельная, большая история. Это, можно сказать, уже другая жизнь.

Поделитесь:

VK