Итак, Леопольд побывал в России, познакомился с жизнью своей невесты, с ее родителями, друзьями. Многое показалось ему странным, но ведь не он собирается сюда переезжать. Он улетел. А Наталья стала готовить себя к переменам. Морально готовить.
Глава 12.
Все мы родом из детства
Август 2009 г.
Я тихо сидела, обнявшись с “тазиком” оливье, и машинально наблюдала, как Надя пытается разбудить Женю Лукашина и как можно скорее выставить его за дверь, пока не пришел Ипполит. Рядом с открытой бутылкой “советского” шампанского одиноко стоял хрустальный бокал. Нет, до Нового года было еще очень далеко, но ведь у каждого свой способ борьбы с депрессией, не так ли? И еще: “Все мы родом из детства”.
Ученые говорят, что самый счастливый период в жизни человека — детство. А самым счастливым временем моего детства были новогодние праздники! Радости, которые уже тысячу раз описаны ностальгирующими поклонниками советских времен: зайчики и снежинки сначала на утреннике в детском саду, а потом на “елке” в огромном актовом зале на папиной работе; большие кульки с подарками, где среди карамелек можно было найти грецкий орех в скорлупе; шумная компания соседей и друзей — мамы в кримплене, с мишурой на кудрявых головах, папы в нейлоновых рубашках и разновозрастная детская компания в самодельных “принцессиных” платьях.
Пока мама готовила салаты и утихомиривала слегка подвыпившего папу, я наслаждалась просмотром праздничной телевизионной программы. Любимейшие мультики: сперва (по хронологии) чудесные рисованные “Снеговик-почтовик” и “Двенадцать месяцев”, где дети похожи на настоящих детей, а не на желтую губку, затем яркий и песенный “Дед Мороз и лето” и наконец, в старших классах, волшебный пластилиновый “Падал прошлогодний снег”.
И где-то в начальной школе пришла в мою жизнь и осталась там навечно “Ирония судьбы…” Эльдара Рязанова. Сначала, конечно, неосознанно, ассоциируясь со всегда любимым и родным маминым смехом, сопровождавшим комичное изображение папой нетрезвого Лукашина, с лимонадом “Буратино” и другими “вкуснятинами”, такими редкими на нашем столе, с атмосферой семейного благополучия и защищенности. А потом сознательно облюбованная, перепетая, заученная наизусть комедия стала для меня (наверняка для многих!) не только атрибутом новогодних праздников, но и позволяла создать атмосферу абсолютного счастья в любое время года, независимо от календаря.
В этот августовский вечер “Ирония судьбы…” опять мне понадобилась, чтобы успокоиться, переварить еще раз и закопать навечно обиды и неприятности, произошедшие с момента отлета моего заграничного жениха, и настроиться, наконец, на неотвратимо наступающие глобальные изменения в моей жизни.
Началось все на работе, когда я, отгуляв последние дни отпуска, вынуждена была “открыть тайну” и рассказать “старшей”, а значит, всей первой городской больнице, о Леопольде.
“Старшая” (мы именно так звали ее между собой — “старшая”, и только при людях — Людмила Николаевна) просто потемнела в лице, как будто я ей сообщила, что картошка на ее огороде вся поедена жуком. Неизменно побеждавшая в нашем негласном соревновании на успешность, она чувствовала себя не только положенной на обе лопатки, но и жестоко обманутой.
Когда-то Люся приехала в наш город из глухой деревни, полная решимости навсегда вырваться из оков родительского дома и добиться в городе успеха любой ценой. Справедливости ради надо сказать, это у нее получилось. Поступив в медицинское училище и заняв койку в общежитии, Люся прилежно училась и одновременно продуманно охотилась на “благополучных” женихов. Не секрет, что умные медицинские сестры часто выходят замуж за своих пациентов, в этом есть куча преимуществ — можно заранее изучить историю болезни и оценить состояние здоровья потенциального мужа, а также узнать его место работы, должность и адрес проживания (частный дом, квартира, общежитие).
Таким нехитрым образом Люся “подобрала” себе городского парня, единственного сына в семье, водителя автоколонны 1828 и студента-заочника. Женить на себе парня, сломавшего руку на хоккейной коробке и впечатленного заботой и умелыми перевязками молодой, симпатичной сестрички, не составило большого труда. Любила ли Люся своего мужа? Это остается загадкой. По крайней мере, она держалась за него мертвой хваткой, родила двоих детей подряд и, наконец, на зависть большей половине нашего женского коллектива, переехала со своим семейством от мужниных родителей в новую двухкомнатную квартиру, полученную уже не водителем, а бригадиром вышеназванной автоколонны.
Мы перешли работать в “кардиологию” почти вместе, Люська опередила меня буквально на месяц. Но этот несчастный месяц как раз и сыграл свою роль при выборе новой старшей сестры отделения.
Пока я наивно выжидала, что начальство оценит мое первое место в конкурсе “Медсестра года” и то, что я часто замещала прежнюю старшую, Люся, вышедшая из многодетной семьи и наученная бороться за место под солнцем, обошла все “высокие” кабинеты, доказывая, что она пришла раньше меня, разнося коробки с конфетами и даже пуская слезу.
Победила Люся. И я в глубине по-деревенски осторожной Люсиной души навсегда оказалась первой в списках конкурентов. Она радовалась моим разводам и в то же время переживала, что теперь я могу найти мужа “лучше”. Она позеленела, узнав, что я взяла себе однокомнатную квартиру по ипотеке. Она плохо спала ночами, пока я проходила курсы повышения квалификации.
Итак, “старшая” потемнела в лице и со следующего дня объявила войну потенциальной эмигрантке. Постоянные проверки и придирки, обвинения в непрофессионализме на общих пятиминутках, срочно переделанный к моему неудобству график работы и снятие коэффициента трудового участия.
Самое обидное было, что никто не встал на мою защиту — все равно уезжает, так зачем со “старшей” отношения портить.
С другой стороны, напирал окрыленный Леопольд. Он справедливо рассудил, что нечего “тянуть кота за хвост”, и пригласил меня на весь сентябрь, чтобы я прошла языковой курс, чтобы там же, на месте, сдала экзамен на получение необходимого для женитьбы сертификата “А1”. Лео выслал мне “быстрой почтой” приглашение и деньги на билет и ждал от меня решительных действий.
Так как очередной отпуск в этом году я уже отгуляла и никто на свете не отпустил бы меня на целый месяц “за свой счет”, становилось ясно, что увольнение неизбежно, и вообще шутки кончились. Пришла пора отрываться от груди в виде ежемесячного окошка с надписью “касса”, прощаться с моей любимой первой городской, с ее родными коридорами, палатами и запахом больничных щей. Прощаться с нашей ненаглядной дачей, выстроенной своими руками, такой желанной и непосильно обременявшей одновременно. Прощаться (я верила, не навсегда!) с родителями и друзьями. И я не попадала к Ване в школу на линейку 1 сентября.
К тому же пришла пора договариваться с отцом Ивана, без согласия которого ни о какой Германии не могло быть и речи.
Я любила этого человека. Любила страстно, больше жизни. Любила самозабвенно, так, как любят только один раз. Он ворвался в мою жизнь — широкоплечий, белозубый, юморной. И так же легко ушел из нее — упрямый, холодный, влюбленный уже в другую. Он дал мне надежду и навсегда разбил мое сердце. Когда мы познакомились, я молила Бога только об одном: “Господи, дай мне дожить с этим человеком до старости, я все стерплю на пути, лишь бы он был со мной!”
Отношения после развода у нас сохранились “дружеские”. Он со своей стороны не хотел войны, исправно платил алименты и не только не лез в нашу жизнь, но как раз наоборот — отпочковался полностью, чтобы без помех приняться и цвести в другом саду. Я со своей стороны, переживая, как и все брошенные женщины, бурю чувств от любви до ненависти, крепилась ради сына, памятуя о том, что детям очень плохо жить с мыслью, что один из родителей (все равно — мама или папа, как говорят психологи) — “нехороший человек”. Пережив однажды взрыв эмоций и наговорив бывшему кучу гадостей, я взяла себя в руки и ни за какие коврижки не призналась бы никому, что каждые утро и вечер на своем опустевшем диване-книжке начинаю и заканчиваю абсолютно одинаково — в глухих, горьких, сдавленных рыданиях под одеялом.
Сначала я довольно часто ему звонила, чтобы вежливо и ровно сообщить о Ваниных делах, а на самом деле болезненно насладиться родным глубоким голосом и потом продолжать свои милые сердцу тихие страдания. Потом по его односложным, скучным ответам и таким же скучным нравоучениям в трубку я поняла, что воспитанием сына мне придется заниматься одной, а родной до боли голос лучше забывать. Ване сказала, что у папы очень много работы.
Как иронично-песенно выразилась подружка Марьяна: “Ты о нем не подумай плохого, подрастешь, сам поймешь все с годами”.
Я сидела за столиком “нашего” летнего кафе, не зная, какой реакции от него ожидать…
“Ну что, езжайте, конечно! Я все бумаги подпишу. Сыну там будет лучше. Другие перспективы”. (Что, вот так вот просто — езжайте? Другие перспективы, говоришь? Ребенку отец нужен, а не перспективы! Это просто непостижимо, ты же сам хотел сына, ты же радовался и гордился, что сын похож на тебя — вылитая копия. Ты же на руках меня носил, благодарил за сына! Ты же любил нас!!!)…
Хотя чему тут удивляться? Вадим сам вырос без отца и даже уехал сразу после школы из своего города, спасаясь от нового маминого мужа и двух свежеиспеченных братьев. Родного папу он увидел уже много лет спустя, будучи взрослым человеком, незадолго до его смерти. Кроме обязательных алиментов, Вадик не получил в наследство от своего отца ничего, в том числе ни внимания, ни заботы, ни нужных папиных советов.
Как я могла судить его? Все мы родом из детства…
Все закончилось одновременно — оливье, шампанское и мои печальные мысли.
“Вы считаете меня легкомысленной?” — спросила Надя старенькую маму Жени Лукашина.
“Поживем — увидим”.
Вот именно! И еще, как говорила моя бабушка: “Что ни делается, все к лучшему”. Я оставляю в прошлом все свои обиды и прошу прощения у тех, кого я огорчала. Я не сжигаю мосты, я просто открываю новую страницу в своей жизни. Я обязательно добьюсь того (и Лео мне в этом поможет!), чтобы Ваня вспоминал потом свое детство с такой же теплой ностальгией и чтобы у него обязательно появился свой любимый фильм.
Утром я поехала покупать билет на самолет.
Глава 13.
Первые уроки
Сентябрь 2009 г.
Сразу по приезде в Германию я сделала две вещи — спрятала подальше косметичку и сменила туфли на высоком каблуке на невзрачные плоские полуботинки. В отличие от апрельской познавательно-развлекательной поездки, теперь мне предстоял месяц жизни среднестатистической семейной пары.
“Понимаешь, Натушка, — откашливаясь и смущаясь, объяснял мне Леопольд, — с профессиональным макияжем и на шпильках здесь ходят только проститутки. Тебе надо будет привыкать к другой форме одежды…”
Другой формой одежды оказались джинсы, футболки, свитерки, две куртки и обувь на плоской подошве.
В первый мой приезд тогда, в апреле, Лёвушка тактично промолчал на мои яркие весенние платья и обязательное утреннее “рисование лица” и только держал крепче за руку, с удивлением наблюдая, как я ловко стучу подкованными каблучками по старинной каменной мостовой. Я же, прогуливаясь с Лео по центру города, сидя за столиками уличных кафешек и фотографируясь направо и налево, чувствовала себя королевой и снисходительно улыбалась в ответ на любопытные взгляды моих серых подданных.
“Ни один порядочный немец даже не посмотрит с добрыми намерениями в сторону ярко накрашенной женщины, — поучал меня теперь уже на правах жениха Леопольд. — Я не знаю, на что рассчитывают девушки, когда выставляют на сайтах знакомств фото в купальниках, при этом на шпильках и в боевой раскраске. Ты можешь передать “своим”, что они могут ожидать от европейских мужчин всего, чего угодно, но только не предложения руки и сердца. Женщина должна быть скромно одетой, аккуратно причесанной, а из косметических средств на лице допускается присутствие только дневного крема увлажняющего действия”.
“Какое счастье, что мы познакомились возле бассейна, — думала я, навсегда убирая в недра шифоньера необдуманно привезенные с собой яркие наряды. — Видел бы ты нас, к примеру, на Дне 8 Марта в ресторане “Казачок”. Только что вышедшие из-под умелой руки парикмахера-визажиста декольтированные “дамы в колье” плясали канкан под Верку Сердючку…
Продолжение следует.
Das ist doch reine Plauderei!
Пока еще да.