Все, что попадало под руку

В библиотеке-музее сохранились заметки, которые когда-то подготовили замечательные женщины — библиотекарь Лариса Адамовна Гладина и журналист Нина Михайловна Рыжова. Что-то вроде воспоминаний о том, как книга пришла в их жизнь и что дала сердцу и характеру. Мы публикуем эти заметки с небольшими сокращениями.

Далекое марийское село. Десять семей из Кировска и с 25-го километра эвакуированы туда в годы войны. Три семьи живут в одной избе, а хозяев нет — они на фронте. В деревне нет света, и только лучина, воткнутая в пазы стены, тускло освещает комнату.

Взрослые и подростки много работали, вечером женщины вязали шали и кофты, чтобы получить корзину картошки, а подростки, ждущие повестки из военкомата, занимались с нами, учили читать. Я научилась читать рано, и первыми “моими книгами” были треугольники с фронта. Они были заляпаны свечой, а химический карандаш был размыт. Я бегала по двум деревням и читала эти дорогие письма для неграмотных родственников.

Кончилась война. Мы вернулись в Кировск, где все было разбито и разграблено, и нам пришлось переехать в Апатиты, в маленькую пустую комнату. Я пошла в школу и сразу же испугалась своей учительницы, которая говорила и кричала так громко, что, наверное, от этого крика приседали бы кони. Я испугалась ее навек, потому что в третьем классе она поставила мне “2” по чтению, хотя я читала с пяти лет.

Единственной отрадой стала для меня школьная библиотека, куда я приходила за счастьем. Чтобы получить две положенные книги, я их выбирала по принципу “потолще”. Из первых я помню “Записки Миклухо-Маклая” и книгу “История одной девочки” о детстве балерины Ольги Лепешинской.

Меня всю жизнь интересовало очень многое. Я с одинаковым увлечением читала все, что попадалось под руку. Мы жили в двухэтажном доме возле школы. Там было всего восемь коммунальных квартир, набитых людьми, и я знала о наличии книг в любой из комнат дома. В нашем подъезде жила высланная из Ленинградской области хозяйка постоялого двора, у которой была корзинка с книгами. За чисто вымытую лестницу, которую я терла голиком в течение полудня, я получала по книге. Так, одной из первых был огромный однотомник “Тихого Дона” Шолохова, который мне запрещала читать мама, и я читала его, спрятавшись под одеялом.

Моя сестра была студенткой-отличницей Мурманского учительского института и со стипендии покупала по книге. Одними из самых прекрасных книг той поры стали для меня “Два капитана” Каверина, “Подростки” Печерниковой и замечательно изданный к 150-летию со дня рождения однотомник А.С. Пушкина.

Примерно с 5-6-го класса я серьезно увлеклась классикой, моим любимым писателем стал Салтыков-Щедрин. Я начала с “Истории одного города”, которую нашла на этажерке у соседки и выпросила. Мне очень понравились и “Господа Головлевы”. В дальнейшем к имени этого сердитого, угрюмого человека я отношусь с необыкновенной любовью, прочитала его всего вплоть до “Губернских очерков”. Особенно мне симпатично то, как он, будучи губернатором Вятки, помогал генералу Ланскому, второму мужу Натальи Пушкиной.

“Записки охотника” Тургенева я перечитывала много раз, хотя романы его нравились мне гораздо меньше. Достоевского узнала по “Братьям Карамазовым” и “Преступлению и наказанию”. Почти равнодушна осталась к “Белым ночам” и “Бедным людям”, но “Записки из мертвого дома” меня необычайно увлекли.

Я очень полюбила писателей-этнографов Максимова, Кокарева, Гиляровского. Потом перешла к Горькому и моим любимым произведением стала трилогия “Детство. В людях. Мои университеты”. Позже я узнала о многоликости фигуры Горького и охладела к нему.

Совершенно сладостным воспоминанием был для меня день, когда в одном из сараев нашелся сундучок с подмокшими книгами. Там был “93 год” Гюго. В эти же годы я прочитала две книги Чарской, которые были прекрасно оформлены, но не произвели на меня должного впечатления.

Я не любила свою школу №4, за исключением уроков истории и литературы, которые преподавали замечательные учителя. Особенно памятны мне уроки внеклассного чтения. Среди них — книга Н. Кальме “Дети горчичного рая”. В эти годы я случайно прочитала несколько толстых томов Шекспира в тяжеловесном переводе Н. Гречи, Стендаля “Красное и черное” и “Пармская обитель”, Сенкевича “Огнем и мечом” и “Крестоносцы”.

Наши матери, оставшиеся без мужей, очень много и тяжело работали и, наверное, не очень заботились о нашем воспитании. Теперь я понимаю, что они были обижены из-за своей одинокой женской доли, но им тоже хотелось праздника, и они собирались на своеобразный девичник со скудным, но для нас праздничным столом, где пересказывали прочитанные книги. Я до сих пор помню “Похождения благородного разбойника” Антона Кречета и “Педагогическую поэму” Макаренко, и, когда прочитала ее сама, она стала одной из самых любимых. Я прочла ее десятки раз, и мне кажется, что это как-то формировало меня, поэтому, когда я узнала, что замечательная учительница, ставшая писательницей и журналисткой, Фрида Вигдорова написала продолжение судьбы одного из колонистов Семена Калабалина “Дорога в жизнь. Это мой дом. Черниговка”, а затем и “Семейное счастье”, то и эти книги я перечитывала бесконечно. Мне была так интересна судьба людей, ставших для меня дорогими, что я очень хотела пригласить из Мончегорска инженера Колоса (о нем было в книге “Колонист Голос”),  и я до сих пор жалею, что моя стеснительность не позволила мне это сделать, а теперь уже поздно.

Продолжение в следующем номере.

Поделитесь:

VK