КАК ПРОСТО

Записки из больниц – 1

Сережа Кочкин заболел. Заболел сильно и быстро, словно торопился куда. Только что был в норме, собирался в конце ноября в Египет слетать — погреться, отдохнуть, и на тебе — температура, слабость, в груди хрипит, кашляет, словно наизнанку вывернуться хочет… Одним словом — воспаление легких.

И совпало все это с волной страшного, как талдычили в телевизоре, свиного гриппа. Правда, Сережа слушал новости и не верил им. Не верил в искренность чиновников и фармацевтов. Он считал, что это очередная их афера — раздуть ажиотаж и срубить денег на вакцине. Но как бы там ни было, а именно свиной грипп, которого, как мы уже знаем, и не было, резко переломил Серегину судьбу.

Ой, что это я так фамильярно. Я-то с нашим героем знаком близко, потому и называю его накоротке, но вообще-то ему в этом году пятьдесят исполнилось, и, если вам будет угодно, зовите его Сергеем Михайловичем. Но должен сказать, что сам он особого значения этим мелочам не придает.

***

Он лежал в больницах (за зиму пришлось в трех пожить) и много размышлял… о микробах. Когда я в очередной раз приехал проведать его, он поделился:

— Я прямо вижу, как они засылают в мои легкие первых колонистов, десант. Те видят во мне благодатную почву и переходят к оседлому образу жизни. Обустраиваются, начинают жрать меня и размножаться…

— Фу, что ты чушь несешь!

— А чего? О чем-то надо думать долгими зимними вечерами. Под капельницами, — улыбается он. — Представь себе кино, боевик: хорошие парни — это я, врачи, сестрички, а плохие — это микробы… ну и некоторые врачи, и некоторые сестрички… И министр здравоохранения. Это по его распоряжению, как мне сказали, меня из больницы в моем городе увезли в чужую. Я чуть не плакал, просил не отдавать меня в чужие руки, а мне говорят: ничего не можем сделать, у нас приказ собрать там всех легочных больных.

— Микробы не все плохими бывают, есть и полезные…

— Ты как в воду глядел! Я о полезных тоже рассуждал. Мне сейчас вместе с лекарствами дают понемногу болотную водичку с микробами, чтобы восстановить, извини, микрофлору в кишках… Но и антибиотики продолжают колоть. И мне хороших микробов так жалко! Представь, выпью я водичку, они, миллиончик-другой, шасть в меня. Только обустроятся, только новое жилье оценят… Все ж не в болоте жить. Тут и тепло, и сытно — трехразовое питание, да еще вечером чай с плюшками, фрукты разные — чего еще желать. И вот разобрались они, давай раденькие новоселье праздновать, а тут Анечка, медсестра, приходит и вставляет мне в вену капельницу с каким-то продвинутым антибиотиком. А для микробов это, как напалм. Ну плохие — черт с ними, никто не звал фашистов, а хороших жалко. Они ведь тоже под раздачу попадают, да еще с детьми, со стариками. Вот сволочь жизнь!

И тут он предлагает пойти и покурить. Я начинаю обзывать его дебилом, потому что только недоумок может курить, когда легкие больные. А Серега отбивается тем, что якобы два доктора-пульмонолога убедили его, что с хроническим бронхитом и эвфиземой бросать курить нельзя.

— Что ты врешь!..

— Мамой клянусь! — И глаза у него честные-пречестные. — Одна брюнетка, другая блондинка, больше я про них ничего не запомнил… Зато они очень убедительно мне объяснили, что, если я брошу курить, мне же хуже будет… Да ты эту историю знаешь!

Знаю. Несколько лет назад Кочкин бросил курить. Начитался Аллена Карра. Мусолил тонкую книжицу целый год. Два раз терял и снова покупал. Домучил. И забыл про нее. А спустя несколько месяцев в его голову вдруг пришла шальная мысль: а вот не стану я курить больше. И не стал. И так это тихо сделал, без политических заявлений. Жена только на третий день заметила. Да и то — в магазине. Чего это ты, говорит, сигарет не покупаешь? А Сережа: а зачем?.. И тут до нее дошло, что он в эти дни не курит. Вот радости было. А потом он на консультацию к доктору поехал. А та услышала, что он бросил, и глаза выпучила: вы с ума сошли, вам нельзя резко бросать!.. Наш герой так расстроился, что прямо от доктора — к киоску. Купил сигарет и закурил обратно. Кстати сказать, уже с отвращением.

И вот он опять перестал курить. Говорит, вдруг понял, что это не нужно. Проходит день, проходит второй… Внутри Сереги какой-то чертик шевелится все же: вот пообедал, можно и сигареточку, как всегда. А Сереге смешно становится — он всю жизнь как поест, так обязательно закурит, а тут не хочется. И этому чертику по слогам: ни-ха-чу! И опять смешно ему. Смешно оттого, что никогда бы не подумал, что это так просто, легко и весело — не курить.

***

А через неделю, почти с утра, у него нога заболела. Точней — кончики пальцев на левой ноге. Да так сильно и злобно, как будто какой зверек вцепился в пальцы сотней мелких острых зубов и еще челюстями водит из стороны в сторону, пилит. Терпел он, терпел, а после обеда поковылял к своей докторше. Нашел ее в коридоре: нога, говорит, болит сильно. Докторша с ходу в коридоре его утешила: обезболивающее сейчас уколем. И на ногу даже не глянула.

Сергей прождал часа два. К боли он не очень чувствителен, но тут, говорит, было впечатление, что левое и правое полушария мозга трутся друг о друга, а между ними еще и песку насыпали. Терпел, терпел, поковылял к постовой медсестре. Спросил про обезболивающее, сестра говорит: доктор уже ушла, но мы сейчас уколем. Сергей собрался обратно в палату и стал падать. Так ему неловко стало, стыдно, а что делать — на левую ногу ступил, а та не держит…

Под ручки его препроводили до койки. Он чуть сквозь землю не провалился. Уложили, укололи, только Сергей уже не понимал — легче ему стало или нет.

Однако медсестры, видать, переполошились, и к вечеру в палату пришел хирург. Спросил, что беспокоит, а потом попросил снять брюки и лечь на спину. Разглядывал, щупал в одном месте, в другом. Вид имел задумчивый. Потом молча пошел к двери.

— Доктор! — еле успел окликнуть его вдогонку Кочкин. — Так что со мной?

— Разберемся, — пробормотал доктор и исчез.

Когда дежурная сестра пришла с вечерними уколами, Сергей спросил, что сказал хирург. А сказал то же самое: обезболивающее колоть…

***

А утром — ура! — нога уже не болела. Но по-прежнему не нравилась своему хозяину — стопа была нежилого желтого цвета и почему-то холодной.

Время до обеда прошло незаметно, а потом пришла санитарка, усадила Серегу в кресло на колесиках и повезла на УЗИ. Стремно было Сереге ехать в виде инвалида, но делать нечего. А когда на УЗИ доктор, милая женщина, приложила к его ноге датчик и вдруг в сумраке кабинета воскликнула изумленно:

— Да у вас крови в левой ноге нет! От колена…

Вот тут Сереге стало совсем грустно. Хоть он до конца еще не понял, что это означает.

Только приехал обратно в палату, хирурги пришли, целых три. Вчерашнего среди не было. Зато один стал сурово выяснять, зачем Кочкин так долго терпел боль и никому не сказал. Сперва Сергею было неловко, однако он сразу решил, что может не считать себя предателем:

— Я терпел, но не молчал. И лечащему врачу говорил, и хирург дежурный меня смотрел…

— И что?

Сергей уже разозлился:

— И ничего! Обезболивающее прописали…

И тут на миг возникла немая сцена, изумление было на лицах докторов. Они опять щупали ногу, о чем-то переговаривались, потом ушли. Скоро главный хирург вернулся, стал снова осматривать и щупать ногу и при этом что-то говорил по телефону, кого-то в чем-то убеждал. А в голосе была тревога или, по крайней мере, озабоченность. Может быть, потому что стопа, особенно ближе к пальцам, была холодной и синюшного цвета. Не нравилось все это Сергею. Хирург ушел, при этом продолжал говорить по телефону. А через пару минут вернулся…

Продолжение следует.

Игорь Дылёв, рисунки Михаила Скоробогатченко.