В моем любимом сериале “Анатомия страсти” (оригинальное название “Анатомия Грея”) есть эпизод. Пассажирский поезд на полном ходу сошел с рельсов. Пострадавших очень много, тех, кто выжил, везут в больницу. И вот среди множества израненных, переломанных, окровавленных появляется совсем жуткая пара — мужчина и молодая женщина сидят на каталке лицом друг к другу, почти соприкасаются, а через них в районе грудной клетки, как копье, проходит металлическая труба, видимо, поручень из вагона. И самое поразительное — оба в сознании. Оба в шоке, потому не корчатся от боли, они разговаривают, отвечают на вопросы докторов и даже шутить пытаются. Медики делают анализы, рентген, оценивают ситуацию и уже знают, что женщину не спасти. Она парализована ниже груди, и труба разорвала ее аорту, и как только трубу извлекут, женщина почти моментально истечет кровью. Спасти мужчину надежд больше. А они оба ждут чуда. Они познакомились, уже симпатичны друг другу. И все уже знают, что она ехала к жениху, а он возвращался домой, к жене и детям. Они поддерживают друг друга, стараются ободрить один другого. И доктора, чтобы сразу не бухнуть “ты умрешь, а ты будешь жить, может быть” стараются смягчить ситуацию — сперва говорят, что вряд ли получится спасти обоих… И тут мужчина заявляет, что спасать надо ее, женщина настаивает — спасайте его… Я вчера пересмотрел эту серию. И когда сердце женщины остановилось, почти сразу после того, как вынули трубу, я шмыгал носом. И вот теперь думаю. Да, это кино! Да, придумать можно что угодно! Но это и есть искусство. Впрочем, искусством было бы и подними они крик: “Меня спасать!” — “Нет, меня!” Это был бы реализм. То есть попытка воспроизвести жизнь. А там получился романтизм чистой воды, то есть нежизненно, но красиво. Когда-то я ценил только реальное в художественных произведениях. В последнее время к таким произведениям отношусь с досадой. “Как в жизни” я насмотрелся в самой жизни, теперь с удовольствием смотрю и читаю про то, как бы оно могло быть, если, пользуясь чеховской фразой, “не забывать о высших целях бытия”. Когда про людей, вообще, говорят гадости и сравнивают их с примитивными животными, это обидно. Да, мы зачастую ведем себя именно так, но ведь песни слагаем не о трусости, подлости и раболепии, а о героизме, храбрости и доброте, о способности пожертвовать собой ради другого… И мы понимаем, что, как правило, это лишь песни, потому что даже труды историков нельзя принимать всерьез. Историк соврет и глазом не моргнет, только будет кричать, что изложил голые факты. А песни и подавно вымысел. Но за душу берет. Колобова на днях сказала, что я способен к катарсису… Пожалуй, что так. И мне это нравится. Не зря ведь классик сказал почти двести лет назад: “Над вымыслом слезами обольюсь”. Мы с Пушкиным понимаем в этом деле. В чем мораль моей заметки? Да посмотрите вы, в конце концов, “Анатомию страсти”! Не пожалеете. Ваш Игорь Дылёв. Возвышайтесь! P.S. Ой, сейчас пришло в голову: а если бы мы были бесстрашными, щедрыми, мудрыми, а мечтали бы о том, чтобы воровать, лгать и целовать зады сильным?.. Как-нибудь и об этом пофантазируем.
Мысль недели: Иногда думаешь: вот же оно, счастье! Ан нет, опять только опыт…
Игорь, спасибо, замечательно! Может, и сподоблюсь посмотреть.