Задумаешься о мертвых и вдруг понимаешь, как сильно, до слез любишь тех, кто жив…
Эта мысль пришла в голову, когда я думал про Нину Михайловну, пытался понять, есть ли закономерность между ее жизнью и ее смертью. Точней, есть ли закономерность между тем, как она жила и как она умерла. Потому что так все глупо и несправедливо, хоть плачь.
Глупо и несправедливо даже то, что среди тысяч фотографий — родных, близких, чужих и незнакомых людей — у меня нашелся всего одни снимок Рыжовой. Да и то неудачный. Это то ли День города, то ли еще какой праздник лет десять назад, возле стадиона были столики, шашлыки, пирожки всякие, я шел мимо и увидел ее с мужем. Они сидели неприметно, бочком, чем-то перекусывали. Нина Михайловна увидела, что я поднял фотоаппарат, и смутилась. А Слава тогда уже мало что видел. Они гуляли только под ручку, она водила его по городу, где он прожил жизнь, и рассказывала ему, наверное: сейчас мы на Фестивальной, за домом справа — проезд к нашему старому дому…
Когда-то они были сильными, веселыми, благополучными. Он работал начальником смены на Центральном, она — редактором «Кировского рабочего». Часто собирали у себя гостей. Сами были легкими на подъем. Щедрыми и доброжелательными. Денег взаймы или еще чем-то помочь — без проблем. Их, бывало, обманывали, но они не ожесточались. Сейчас я перейду только к Нине Михайловне. Слава ушел гораздо раньше. Но они были, мне кажется, настолько неразделимы, что, когда не стало его, она и сломалась.
— Извини, у Славки или телефон не работает, или выключен, — звонит она мне из Москвы, — а я из командировки раньше возвращаюсь. Зайди к нему, скажи об этом. Нет, встречать не надо. Просто пусть знает. Зачем мне лишние сюрпризы…
Я всегда помню этот разговор. Представить «сюрприз» от ее мужа было совершенно невозможно, но она считала его донжуаном, вероятно, ей это нравилось.
…И вот так под ручку, мелкими осторожными шажками идущих по городу я их и запомнил. Только вдвоем.
А на работе она была великолепна. Я говорю так не потому, что ее больше нет. Так было на самом деле.
Для корреспондента главное, чтобы редактор не мешал. Подправлял бы, иногда подсказывал, но не висел бы над душой, не орал и не выдавал. Она была такой. Хорошие редакторы считают, что главная их обязанность — держать удар. И я уже говорил когда-то, что она справлялась с этим великолепно. Мы даже не подозревали, сколько «втыков» она получала из горкома партии за наши публикации. Не за низкое качество, а за жесткость. При ней «Кировский рабочий» был газетой не для начальников, как полагалось, но для людей. И — за людей.
Любопытно, что, получив назначение, она не стала переезжать в большой редакторский кабинет, а осталась в своем маленьком «замовском». Ее никогда не забрали бы на повышение в горком, как это делали с большинством редакторов и замов, она бы просто не пошла туда…
Ой, пишу какую-то кашу… Мысли скачут или едва шевелятся, но все не то, не то…
А в начале 90-х новая власть зачем-то отправила ее на пенсию. И газета начала чахнуть.
А потом начала сдавать и Нина Михайловна. Прошла она через страшное, чего никому не пожелаешь. Потом пришла в себя немного. Оказалась в доме престарелых. И там доживала последние годы. Изредка проведывал ее я, наверное, еще кто-то из старой команды. Постоянно, мне кажется, у нее бывала только Зоя Кабыш.
Как страшно оказаться на обочине. Выйти из поезда на задрипанном полустанке или быть вытолканным. И там почти никого и ничего. А тебе еще хочется быть среди людей, они тебе еще интересны, манят к себе. Но нет их, умчались на быстром веселом поезде…
Иногда Нина Михайловна заходила к нам. С палочкой, еще более короткими и еще более осторожными шажками. И даже приносила подарки — старые книжки, чьи-то письма, фотографии… Хотела быть по-прежнему нужной и полезной. А потом возвращалась в свой новый дом, совершенно чужой и нетеплый для нее. Да и для всех, наверное, его жильцов…
Ушел очень большой человек. Не по должности большой, а по душе, по уму, по делам своим. И ушел не вдруг, это продолжалось несколько лет кряду. Отчего уход получился совсем трагичным и страшным. И меня стало меньше. И вас стало меньше.
Игорь Дылёв.
Давайте просто помолчим и задумаемся, что нашим старикам-родителям или когда-то бывшим коллегам, соседям по площадке — нужна наша поддержка и внимание. А об ушедших, просто помолимся и попросим прощения…у них — за всё.