Чествовать блокадников будут в ресторане «Заполярье». Сейчас в Апатитах живут 64 человека, награжденных знаком «Житель блокадного Ленинграда», и восемь ветеранов, имеющих медаль «За оборону Ленинграда». В воскресенье их ждут поздравления и премия от администрации города.
С лопатой и топором
Мои ровесники мало знают о второй мировой. Поэтому, когда встречаешь людей, прошедших ужасы той войны, и слушаешь их рассказы, испытываешь страх и одновременно гордость.
У Нины Кузьминичны Скрипка множество наград — она сама не знает их точного количества. Одна из самых ценных — медаль «За освобождение Ленинграда». В блокадном городе она не жила, но помогала его освободить.
— Меня забрали на фронт в шестнадцать лет, — говорит Нина Кузьминична. — Направили на оборону Ленинграда — я тогда жила в деревне в Ленинградской области. Я не была на фронте, но занималась необходимой работой — первые два года пилила лес, рыла окопы…
Порою работа была бесполезной — например, в августе 1941-го она с другими девушками долго рыла окопы в Старой Ладоге. А когда вырыли, немцы все разбомбили…
— Зимой мы рубили лес, — говорит пенсионерка. — Из него в апреле 1942 года сделали настилы на болотах, чтобы наши войска могли выйти из окружения в районе Тихвина.
Бросались на людей
В октябре 1942 года Нина Кузьминична работала в госпитале — там помощь была нужнее. И здесь она занималась тяжелейшей работой: вручную, на дощечках, она отстирывала нательное белье солдат, полотенца, простыни. Через какое-то время попала на кухню — мыла котлы, резала хлеб.
— Это было несложно для меня, но нужно было следить за порциями, — рассказывает Нина Кузьминична. — Каждое утро я выдавала по 200 граммов хлеба и по 20 граммов масла на каждого больного. Продукты тогда поступали из Америки.
Однажды мне пришлось резать уже почерневшее от старости масло — я старательно срезала все темные куски. А на одном кусочке черноту пропустила, и как раз эта порция досталась полковнику. Меня тогда за это чуть не посадили. Но за меня вступились, и я в наказание мыла туалеты.
Когда прорвали блокаду, Нина Кузьминична встречала эвакуированных…
— Было страшно смотреть — люди, как скелеты. Их привозили полуживых, истощенных. При мне одна девочка начала бросаться на людей — просто сошла с ума. А мы стаскивали с блокадников вещи — одежда кишела вшами. Людей отмывали и только потом начинали постепенно кормить… Но это тех, кто доезжал. Обычно в составах, которые приходили в Тихвин, были полные тамбуры трупов.
Многие тогда голодали, и семья Нины Кузьминичны не была исключением. Из их деревни в Ленинградской области забрали всех коров, чтобы переправить в блокадный город. А ведь для многих это был единственный источник пропитания. Скот загнали на баржу, чтобы переправить в город, но немцы утопили судно.
Остаток войны пенсионерка провела в санитарном поезде, в сандружине — вывозила раненых с фронтов, доставляла военнопленных. Тогда тоже было непросто — вагоны-теплушки нужно было самим отапливать…
Сейчас Нина Кузьминична с ужасом вспоминает то время, но ни на что не жалуется:
— Меня как научили в детстве работать, так я всю жизнь и работала, — говорит женщина. — Когда было совсем тяжело, в начале девяностых, сама вскопала огородик, выращивала овощи. А сейчас у меня достойная пенсия, мне на все хватает, и я даже могу помогать своим внукам.
Книги — в печку
Яков Исаакович Лоц жил в блокадном Ленинграде. Его семью эвакуировали только в августе 1942 года, и все самое трудное время блокады он испытал на себе.
— Мне тогда было десять лет, и многое просто не сохранилось в памяти, — рассказывает Яков Исаакович. — Но первый год был очень тяжелым. В городе не работали водопровод и канализация, не было электричества, не ходили трамваи. Воду мы брали из каналов или из Фонтанки. Но я же был мальчишкой, и мы с друзьями бегали смотреть разрушенные дома. Везде было очень много трупов.
С едой было особенно тяжело. На каждого неработающего в день полагалось 125 граммов хлеба, и еще выдавали карточки в столовую — там варили «пустой» суп. Эту еду приносили домой, разогревали на печках и ели. Но продуктов не хватало катастрофически. Многие от голода умирали прямо на улице.
В то время в городе обычным явлением были вши, болезни, но не допустить серьезных эпидемий помогла суровая зима 1942 года.
— Морозы тогда были очень сильные, — рассказывает Яков Исаакович. — Мы старались без особой необходимости не выходить из дома. Жили в трехкомнатной квартире, но все ютились в одной комнате — чтобы как-то ее прогреть. Топили буржуйку всем, что удавалось достать, даже книгами. А вот мебель мы почти не трогали.
Под чистым небом
Когда началась весна, в Ленинграде жить стало проще. Вернули электричество, снова пустили трамваи. Жители стали убирать город, начали больше общаться.
— Все лето мы наверстывали пропущенные занятия в школе, — продолжает Яков Исаакович. — Некоторые школы не прерывали учебу, а та, в которую ходил я, открылась только летом. Мы много занимались. Не останавливали свою работу заводы, предприятия — тогда все трудились на нужды армии.
Обстрелы города не прекращались, но семье Якова Исааковича, можно сказать, повезло — во двор, где они жили, снаряд попал только раз. А вот в пожарную каланчу, которая находилась через дорогу, попадали очень часто.
— Из Ленинграда нас эвакуировали в августе 1942-го.
Мы уезжали с Финляндского вокзала, нас доставили на берег Ладоги, пересадили на баржи. Я помню, что было очень чистое небо и никаких обстрелов… Ключи от квартиры перед отъездом мы отдали в домоуправление, а мамина сестра, которая оставалась в городе, присматривала за нашим жильем. Когда мы вернулись в город в 1945-м, квартира была цела, пропали только некоторые вещи.
После войны ленинградцы начали восстанавливать город. Происходило это не быстро, но главное — его удалось сохранить и отстоять. Правда, до сих пор точно не известно количество жертв, которые пришлось за него отдать…
