Жизнь изменилась в августе

То лето вообще было особенным для “Дважды Два”. Это было наше первое лето, с мая в свет вышло только 12 номеров. И, конечно, новость о том, что Горбачева отстранили от власти мутные ребята из ГКЧП, убила наповал.

Так много лет прошло, стоит ли вспоминать те три страшных дня? Стоит! Ведь это было самое большое испытание для всех нас и самая большая победа, как нам казалось, самое лучшее, что могло произойти со страной и с нами. Мы верили, что вот и пришли к нам те самые перемены, которых мы ждали вместе с группой “Кино”. Воодушевленные, свободные, бесстрашные — такими мы были. А еще мы были молодыми…

Тот самый экстренный выпуск  “Дважды Два”.  Мы собирались напечатать таких несколько и раздавать бесплатно.  Но путч внезапно кончился,  и выпуск был только один. Фото Юлии Короткой
Тот самый экстренный выпуск “Дважды Два”.
Мы собирались напечатать таких несколько и раздавать бесплатно. Но путч внезапно кончился, и выпуск был только один. Фото Юлии Короткой

 

Путч застал меня в прекрасном месте — в столице Литвы, городе Вильнюсе, там я проводила отпуск. Литва и так уже объявила о выходе из Советского Союза, а в январе 1991-го советские танки пытались остановить протестующих у телевизионной башни. В общем, политический фон в республике был еще тот.

И вот мой отец включает в шесть утра  радио (это было все еще советское радио), а там говорят про болезнь Горбачева и его невозможность исполнять обязанности президента СССР, про то, что власть переходит временно к ГКЧП и что на полях страны продолжается уборка богатого урожая зерна. У меня даже ноги онемели от ужаса — неужели хана всем переменам? И ведь опять танки пригонят в город! А вдруг стрелять начнут? Мне ведь через три дня домой, на Север, возвращаться, как я с маленьким ребенком доберусь, если война начнется?

Ситуацию усугублял телевизор, это ведь не Москва, где три дня “Лебединное озеро” показывали. Литовцы включили свою трансляцию, вернее, это был спутниковый канал, английский, кажется, но это был прямой эфир — камеры стояли на площади у республиканского парламента. Было хорошо видно, как быстро собралась многотысячная толпа, особенно много людей появилось к ночи —  ждали штурма десантников и танков. Два дня и две ночи я просидела у телевизора. Слава Богу, в Вильнюсе тогда обошлось без стрельбы и кровопролития.

21 августа вечером мы улетели в Ленинград. В ожидании ночного поезда пошли на Дворцовую площадь и там снова увидели толпу — веселую, счастливую. Незнакомые люди поздравляли друг друга, обнимали. А в самом центре Дворцовой — сцена, где выступали питерские рок-группы. Народ говорил о том, как хорошо мы заживем в новой стране, которую будут звать Россия. Это было так странно слышать, но это были ни с чем не сравнимые восторги и надежды…

Ольга Щербакова.

 

 

В конце августа 1991 года я проходила летнюю педагогическую практику в Ногинске, под Москвой. Вместе с Олей Кузьминовой, моей одногруппницей, работали вожатыми среднего отряда в летнем лагере. Три недели мы трудились, как каторжные, а первый наш выходной день пришелся на 20 августа.

19 августа телевизор весь день показывал балет, но мы не поняли, в чем дело, разве что наши воспитанники были недовольны. А 20 августа мы с Олей сели в рейсовый автобус “Ногинск — Москва” и покатили в столицу. Правда, быстрой езды не получилось: дважды автобус долго пропускал танковые колонны. Вот тут, послушав попутчиков, мы и прозрели. А еще полностью поменяли планы. Вместо музеев и магазинов решили отправиться к Белому дому.

Добраться было нетрудно — половина Москвы и тысячи приезжих прямо с вокзалов направлялись туда. К зданию Верховного Совета стекались людские потоки, одна такая “река” вынесла и нас из метро на площадь. Люди стояли очень-очень тесно, но давки не было. Площадь окружали танки. Танкисты забираться на них не разрешали, но вели себя дружелюбно, принимали от людей цветы, улыбались.

Мы простояли на площади несколько часов. С собой не было ни еды, ни воды, но все вокруг старались друг другу помочь, поделиться бутербродом или яблоком, сигаретами, а бутылки с водой пускали по рядам постоянно.

Я не помню, кто именно выступал, ораторы постоянно менялись. Но хорошо помню, как к микрофону вышел Борис Ельцин, которого со всех сторон прикрывала охрана. На крышах соседних домов, особо не скрываясь, расположились снайперы. Еще помню, как пришла на площадь огромная многотысячная колонна людей. Над головами они несли гигантский флаг России, триколор, к которому сейчас мы уже привыкли, а тогда это было так странно… Колонну возглавлял, если не путаю, Эдуард Шеварднадзе — бывший министр иностранных дел, после путча он возглавил Министерство внешних сношений СССР, а впоследствии стал первым президентом Грузии.

Почему мы так долго оставались у Белого дома? Наверное, из-за удивительного чувства — вот здесь, прямо сейчас, на наших глазах происходят события, о которых потом будут писать в учебниках. На обратном пути удалось раздобыть несколько спецвыпусков центральных и московских газет. Их и газетами назвать нельзя было — информационные листки, но только в них удалось прочитать, что и почему происходит. С этим богатством мы вернулись в Ногинск.

В сентябре началась учеба, третий курс геофака в Петрозаводском пединституте. В расписании появились странные предметы, например, “География РиСГ” — России и сопредельных государств. Потому что СССР уже не было, а бывшие республики пока не все обрели суверенитет.

Елена Балабкина

 

 

А я не помню никакого балета — во-первых, была работа, во-вторых, летние вечера мы проводили с друзьями на улице и в кино. Политически подкованной пришлось стать с утра в понедельник, 19-го. “Наверное, это конец”, — примерно такие фразы я слышала от коллег в редакции. — “Нас теперь, видимо, закроют…”

Так же, как и любые другие издания, мы решили подготовить спецвыпуск. Он чудом сохранился у нас — настоящий раритет! На первой полосе мы опубликовали решение собрания депутатов Апатитского горсовета, в нем тогда создали специальную группу  для сбора и обобщения информации о положении в стране из всех источников. А еще мы напечатали телетайпограмму, которую апатитские депутаты отправили в Москву: “Мы преклоняемся перед мужеством москвичей, вставших на защиту законно избранной власти — Верховного Совета РСФСР и Президента России”. Опубликовали и редкий снимок Михаила Горбачева — нам его прислал кировчанин Зайцев.

Дали нам комментарии и военные: “Командир самой близкой к Апатитам воинской части лично заверил председателя горсовета Чистову, что его подразделение полностью поддерживает городской Совет народных депутатов, то есть остается верным законам страны и республики”.

Замначальника апатитского ОВД ответил так: “У меня одна задача и одна политика: сохранение правопорядка и безопасности граждан нашего города. В любом случае мы будем выполнять приказы и указания своего непосредственного начальства — министра МВД РСФСР”.

Мы в редакции всю ночь с 20 на 21 августа обзванивали людей по телефонам, указанным в справочнике. “Как вы относитесь к комитету по чрезвычайному положению?” — эту фразу под утро мы уже твердили автоматически. Мнения разделились: из всех опрошенных тогда горожан 66 процентов осуждали комитет, 13 были “за”, остальные колебались. А в ответах звучали слова от “Может, хоть эти наведут порядок, а то слишком много мафии и спекулянтов” до “Их надо повесить на Красной площади, они позорят страну”. И еще люди говорили про кровь — все боялись кровопролития.

Для меня, кроме единственной в жизни ночной смены, навеки в памяти осталась история с прокурором города. Он, как и прочие ответственные лица, дал комментарий — лично мне. “То, что произошло 19 августа, я считаю целесообразным, потому что иначе с 20 августа наш Союз перестал бы существовать. Ошибка президента исправлена вовремя — союзный договор не подписан. Конечно, то, что сделано, не в полной мере соответствует Конституции, но жизнь заставила это сделать…”. За день до выхода выпуска в печать, я пошла к нему на прием. И сказала: “Знаете, Владимир Александрович, может быть, вы что-нибудь другое нам для газеты скажете? Ведь события уже начали разворачиваться, и, возможно, у вас будут неприятности, из-за того, что вы не тех поддержали…”

На что прокурор спокойно мне ответил: “Я высказал свое мнение. И я не тот человек, кто меняет его каждый день”. Цитата была опубликована. Через неделю прокурора сняли. Он остался без работы, но с принципами. Я получила урок — и от этого эпизода, и от той недели августа 1991-го. Все может измениться за одну минуту — в мире и в стране. Главное — чтобы не было крови.

 

Наталья Чернова.

Поделитесь:Share on VK
VK

2 комментария на “Жизнь изменилась в августе”

  1. Уважаемая редакция! Большое вам спасибо за такие статьи!!! Читать очень интересно и в каждой статье чувствуется своя особенная атмосфера города, в котором я жил. Имею в виду не новости, а именно статьи об истории города и событиях в прошлом.

Добавить комментарий для Махновец Отменить ответ

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *