Вообще, товарищи, это странно! Мы завсегда готовы обсудить, чей все-таки Крым, почем обед в буфете Госдумы и почему именно вон к “той” ушел муж соседки. А вот обычные с виду, но, пожалуй, очень важные моменты мы не замечем, что ли. Пожимаем плечами и упоминаем “чужой монастырь”. И иногда поражаемся, замечая хорошее, — настолько привыкли к плохому!
Вот что написала нам одна из наших читательниц:
“Сейчас на улице я наблюдала картину, которая удивила меня и очень порадовала. Поднимаюсь вверх по улице Нечаева, а навстречу с горки спускается молодая пара с тремя (!) детьми. Родителям лет по 27, хорошо одетые, не “ботаники” и не маргиналы — обычные современные ребята. Дети ухоженные, младенца мать укачивает в большой коляске, папа везет в летней полуторагодовалого малыша. А девочка лет четырех в платье и красивых цветастых колготках катит рядом на самокате. И на горке с этого самоката с размаху падает, колготки, похоже, порваны.
Какой реакции в этот момент ожидаешь от родителей? Когда я была ребенком, мне в такой ситуации сказали бы, что я загниголовая, и, не исключено, отвесили бы затрещину. Многие родители наверняка заорали бы диким голосом — вот, мол, раззява, порвала дорогущие колготки! Но здесь не произошло ни того, ни другого. Мама спокойно продолжала путь, укачивая малыша в коляске. А папа участливо спросил у дочери: “Ты не ушиблась?” И девочка после падения не устроила истерику, отряхнула ушибленные коленки и покатила себе с родителями дальше.
Честно скажу, я была в шоке! Еще и потому, что и сама в такой ситуации не смогла бы сохранить спокойствие… Ведь, грешным делом, сначала подумала: вот чокнутые, куда нарожали столько? А им хорошо, похоже…
Да, я понимаю, что все из семьи, как ни крути. Если родители произносят фразу “дети — это крест на всю жизнь”, то почему потом они начинают ждать внуков? Или если мне к моим ссадинам и шишкам, родители еще добавляли оплеуху, то не удивительно, что и я так своих детей воспитывала…
А вот тут поглядела и искренне порадовалась за эту молодую семью и пожелала им про себя счастья, хотя оно у них и так есть. И еще немножко позавидовала их мудрости, и подумала: такому папе я бы, наверное, еще семерых родила!”
Я прочла эту зарисовку и вспомнила два очень показательных для меня момента.
Апатиты, осень, двор у дома. На качелях — девчушка лет семи, взлетает все выше и выше. И в какой-то момент падает с качелей, те протаскивают ее чуть вперед по земле и песку. Девочка начинает истошно кричать. Я в ужасе бегу к ней, на ходу вынимаю телефон — может, в “Скорую” пора звонить? Поднимаю ребенка — вроде цела, удар сиденья смягчила шапка, только царапина на лбу. Куртка и штаны, конечно, перепачканы. Но девочка орет так, будто ей, по меньшей мере, руку оторвало.
— Где болит? — спрашиваю. — Что ты ушибла? Что разбила?
— Па-а-апа! — кричит ребенок, дрожа, и слезы градом катятся по лицу. — Па-а-апа меня убьет за ку-у-уртку! Я ее испачкала-а-а!
Вот тут я понимаю, что любой удар качелями, каруселями и прочими тяжелыми предметами не сравним для этой маленькой девчонки с воплями и затрещинами отца за испачканную вещь. И я совсем не исключаю, что двадцать лет спустя я встречу эту девочку уже с ее малышом, который после каждого падения будет слышать: “Ну куда ты опять, бестолочь, вляпался? Штанов на тебя не напасешься!”
А вторая сцена произошла на приморской набережной. Люди на юге нарядные, прогуливаются степенно, наслаждаясь прибоем. Вижу девочку лет четырех в белоснежном кружевном платьице, на ногах ажурные гольфы, на голове бант. Ее ведет за руку дед — светлые брюки, льняная рубаха. Останавливаются послушать музыкантов. Малышка долго стоять не может, вертится, а потом… ложится на тротуар! Да-да, прямо в кружевах, и я закрываю глаза, чтобы не видеть, как дед начнет ее дергать за руку, отряхивать и шипеть. Но ничего не происходит, ни криков, ни подзатыльников. Вернее, происходит другое — дед в своих белых штанах ложится на асфальт рядом, подпирает рукой щеку, улыбается внучке, и они продолжают слушать музыку. Публика вокруг тоже улыбается. И, возможно, завидует. Девочке — из-за ее поистине золотого детства, но больше — дедушке, который, видимо, точно знает, где черпать силу и радость. И кружева тут совершенно ни при чем.
Дело в условной и безусловной любви между родителями и детьми. Да и между людьми вообще. При безусловной любви приоритет отдается душе человека, его личности, чувствам (в пределах разумного). При условной всему чему угодно, кроме самого человека.