Голоса из прошлого

Маленькая история о детях и взрослых

В субботу утром мне позвонила Лена, моя одноклассница. Мы нечасто общаемся, так, в городе “привет-привет, как работа, как дети?..”. И вдруг она звонит и говорит совершенно “убитым” голосом:

— Наташа, это просто ужас! Я на днях позвонила Ольге Алексеевне. Я всегда звоню ей два раза в год — на Новый год и в день рождения. И вот, таким веселым голосом прошу ее к телефону позвать. А дочка отвечает: “Мама умерла в апреле…” Я трубку повесила и сижу — как обухом по голове ударили. Конечно, она далеко не девочка уже была, но как же так?

Лена практически плачет. А я чувствую раздражение: Господи, ну что мне ответить? И вообще — почему она мне звонит? И, в конце концов, ведь это не родственник умер, а всего лишь учительница.

Но этот звонок не выходит у меня из головы…

В класс к Ольге Алексеевне мы пришли тридцать лет назад. Тогда в городе было очень много детей, и в нашей школе первых классов набралось аж шесть, по тридцать человек в каждом. Я хорошо помню, что в тот день, 1 сентября, у меня в кулаке был зажат букет каких-то белых цветов, я пробиралась через толпу детей, цветы совсем пообтрепались, а впереди была фигура учительницы, как маяк. Я поняла, что хочу к ней, хотя записали меня в другой класс. И я пробилась к этой женщине, и встала рядом — я очень сильно хотела быть рядом, аж зажмурилась.

И почувствовала, как ее рука легла на мое плечо, и она сказала: “Ну, и ты, девочка, заходи в класс”.

В семь лет мне казалось, что Ольга Алексеевна — пожилая женщина. Об этом говорила ее крупная фигура, белые блузки и глухие темные платья-футляры, аккуратная прическа с проседью — всегда одинаковая. Гораздо позже оказалось, что наш класс она взяла, выйдя из декрета, — у нее родился третий ребенок, дочка. Но представить ее в домашней обстановке не получалось. Для нас Ольга Алексеевна олицетворяла высшую власть, справедливость и суд в последней инстанции.

Я помню, что однажды она поставила мне “кол” в дневнике  — за поведение. И я понимала, что это правильно. Никакой злости не было — учительница вызывала у нас абсолютное уважение. Она каким-то непостижимым образом умудрялась принимать наше обожание и одновременно держать дистанцию. Конечно, она научила нас читать, считать и писать. Но главные ее, незаметные, уроки были о том, что быть хорошим человеком всегда лучше, чем быть плохим. Что жить без вранья гораздо легче. И что людей надо стараться понимать, а не осуждать. Я помню, что раз в неделю после занятий она читала нам вслух книжку про Гулю Королеву — отважную девочку. И читала так захватывающе, что никому и в голову не приходило шалить или сбегать. Тишина на ее уроках была гробовая. И учиться было интересно. И мы были уверены, что Ольга Алексеевна — почти что Бог, потому что она знает, как поступать правильно.

Но однажды мы все-таки побывали у нее дома. Тогда мы перешли в четвертый класс, в среднее звено, и у нас появились учителя-предметники, а мы начали… протестовать! Ни один из них, как нам казалось, не выдерживает планки, заданной Ольгой Алексеевной. И ни один из них не собирается, как выяснилось, искать к нам особый подход. А больше всего нас раздражал наш новый классный руководитель — молодая женщина. И знаете чем? В это трудно поверить сейчас, но мы, четвероклассники, объявили ей бойкот за… неправильные ударения! А она была из Белоруссии и не все слова произносила, как надо. Тогда мы купили конфет и пошли к Ольге Алексеевне домой, советоваться.

Оказалось, что живет она в самой простой квартире, небогато обставленной. Правда, и дома она была не в халате, а в платье, и все с той же строгой прической. Она налила нам чаю и объяснила, что нельзя придираться к человеку из-за пустяков, что новая учительница привыкнет к нам, а нам нужно просто поискать в ней хорошие черты. И действительно, уже к лету мы полюбили классную руководительницу — она оказалась веселой, легкой на подъем и очень юморной. И неправильные ударения мы ей тоже простили.

Пару лет назад я узнала, что Ольга Алексеевна — родственница одной из моих знакомых. И что они как-то говорили обо мне, и вот что рассказала учительница:

“…Она залезет на уроке под парту и сидит. Я подхожу: “Наташа, ты зачем здесь сидишь?” А она отвечает: “Не беспокойтесь, мне здесь хорошо”.

Физрук спрашивает:

— Ольга Алексеевна, как Вы с ней справляетесь? Я говорю им: “Дети, встаньте в строй и маршируйте”. А она сядет на лавку и говорит: “А я не хочу”.

Я физруку посоветовала: “Не трогайте ее. Она потом захочет  и сама все сделает…”

Я поразилась — тридцать лет спустя учитель не только помнит одного из сотен своих учеников, он помнит мельчайшие особенности характера! А мы? Что мы помним? В лучшем случае имя и отчество. И кому из нас придет в голову на протяжении тридцати лет звонить первой учительнице два раза в год, чтобы просто поздравить с праздником? Наверное, таким, как Лена…

— Я ей звонила последние двадцать лет, — говорит мне Лена. — А дома у нее не была ни разу. Почему? Понимаешь, она мне говорила всегда: “Ты меня помнишь “той”? Вот и помни. Я не хочу, чтобы вы видели, как я старею…” Очень вежливо, но твердо всегда отказывала.

Она никогда не жаловалась, и я совсем не знаю, как она жила. Чей-то голос всегда был “за кадром”: то дочки, то внучки. Наверное, она болела, но никогда не жаловалась. Говорила только о прошлом, о школе, вспоминала своих учеников, кто-то еще ей звонил, не я одна. Ей было приятно.

И вот что интересно — мне ни разу не удалось позвонить инкогнито: она всех по голосу узнавала. Я только скажу “Алло”, она сразу в ответ: “Здравствуй, Лена!” И ее голос за двадцать лет ни капельки не изменился: вот она берет трубку, и я словно опять в школе…

Знаешь, у меня такой ритуал. 27 ноября я сажусь в кресло, открываю альбом с фотографиями нашего класса и набираю номер Ольги Алексеевны. Я смотрю на ее фото, а в трубке — ее голос… И в этом году я приготовила много добрых слов, набрала номер, вся в ожидании, что сейчас она меня узнает и скажет: “Здравствуй, Лена!” А она не ответила.

Почему я ей звонила? Это просто. Потому что помнила и любила всю жизнь…

Поделитесь:

VK