После фильма

Почти как в жизни
Сериал “Оттепель” я смотреть не хотела. Думала, опять ерунду снял Тодоровский-младший. Ерундой я считаю фильм “Стиляги”. И первая серия “Оттепели” укрепила мой скептицизм — я нашла массу недостатков в деталях. Как одеты женщины, как они себя ведут, каким лаком накрашены их ногти. Да разве женщины носили перчатки в помещении в те годы? Даже кружевные надевали исключительно для выхода на улицу — мне мама рассказывала. А маме в 1961 году исполнилось 23, и она была большой модницей. И, конечно, никто из маминых подруг, соседок и родственниц не курил. Была одна тетя Шура, которая дымила “Беломором”, так она шофером работала и в лагере 10 лет отсидела, ей простительно.
А после сцены попойки на даче у знаменитого режиссера Кривицкого, которого играет Михаил Ефремов, вообще хотела переключить на другой канал. Ну что я, на пьяные рожи не насмотрелась за свою жизнь? И только благодаря Ефремову (какой он талантливый, хотя и пьяница) я осталась в первый вечер с “Оттепелью”. Ну и еще потому, что было интересно узнать, а почему все-таки Костик “вышел” в окно и разбился насмерть?
И очень хотелось поспорить с главными героями, Хрусталевым и его бывшей женой Ингой, по поводу того, стоит ли обсуждать в присутствии дочки-подростка тему маминого аборта.
На второй день показа сериала желания переключиться уже не возникало. Хотя все время хотелось придать ускорения героям — ну что же вы так долго ходите, думаете, молчите? С другой стороны, это же не “Крепкий орешек” и не “Терминатор”. С какой стати они должны дергаться?
Помните фильм “Журналист”? А фильм “У озера”? Великий Герасимов никогда не предавался спешке. Его актеры не трепетали лицами и телами. А фильмы получались пронзительными. Вот и у Валерия Тодоровского в “Оттепели” такая же тягучая манера повествования. Однако игру Евгения Цыганова в роли Виктора Хрусталева я бы пронзительной не назвала. Мне казалось, что он играет не очень повзрослевшего Максима из “Питер FM”. И только последняя серия “Оттепели” заставила меня изменить мнение о том, есть ли у Цыганова большой актерский дар. Есть! В самой трудной, на мой взгляд, сцене объяснения с дочерью он сыграл безупречно. Хотелось плакать.
А еще хотелось заплакать, когда страдал мой любимый Ефремов-Кривицкий — жена Наденька заподозрила его в измене. На пустом месте, без выяснения обстоятельств! Все как в жизни. “Дура ты!” — кричала я на Наденьку в телевизоре. И мне уже было все равно, какого фасона у нее платье и что тумбочка в комнате явно куплена в “Икее”. Фильм захватил меня с потрохами. Я даже забросила смотреть новости про “Евромайдан”.
Да еще песня эта навязчивая: “Я думала — это весна, а это оттепель”. Немудреные слова и мелодия, но ведь как передают дух времени. Эту песню вполне могли бы спеть в 60-х Гелена Великанова или Майя Кристалинская.
Конечно, в фильме мало идеологии того времени, есть лишь намеки. Конечно, люди были более содержательными, мне кажется. Но я не думаю, чтобы режиссер ставил задачу — точь-в-точь передать атмосферу эпохи “оттепели”. Да, собственно, “оттепель” эту видели только в Москве и Ленинграде. У нас, в Мурманской области, люди вряд ли ее ощутили. Из маминых и папиных рассказов я помню историю визита Хрущева в Мурманск. Никита Сергеевич говорил с трибуны, что мы догоним и перегоним Америку и построим через 25 лет коммунизм. Люди из толпы ему кричали в ответ: “Где белый хлеб? Где мужские носки?”
А Валерий Тодоровский рассказал нам сказку в духе “оттепели”. Грустная сказка, но очень хорошая. Моей маме понравилась бы.

Хрусталев в машине
Режиссер Тодоровский посвятил “Оттепель” папе. Петру Тодоровскому, стилизации под “раньшие времена” вполне удавались: вспомним хотя бы “Военно-полевой роман” с “Рио-ритой” на стихи Шпаликова (об этой песне до сих пор многие думают, что она военных времен).
А вот у сына вернуться в молодость родителей никак не получается. Получается пока разукрашенный рентгеновский снимок, шапито и лубок. Он снимал про свое время — “Страна глухих” или “Любовник” — это было пронзительно, местами талантливо. Потом взялся за тему “шестидесятников”, и случился настоящий ужас — “Стиляги”.
Теперь вот “Оттепель”. Тут все интересней и сложней. Современному зрителю этот фильм дался тяжело. Он недвижимый, в нем нет динамики, нет развития сюжета, нет хэппи-энда, да и особенной драмы тоже нет. И именно этим фильм достоверен. Итальянский неореализм пятидесятых (Росселлини, Висконти, де Сика), который спустя десять лет добрался до СССР, провозгласил именно такой художественный принцип: зрителю нужен не сюжет, а кусок жизни, вырванный и с избыточным вниманием препарированный. Тодоровский c этим точен — в “Оттепели” есть “кусок жизни”, разбавленный небольшим количеством страстей. Снулых и холодных, как и сама погода в период оттепелей.
Если зритель подготовлен и знает материал, его, как и меня, будет раздражать другое — чрезмерная яркость картинки. Понятно, что для автора (который родился в 62-м) — это цвета его детства. Детство не может быть серым, а вот фильмы из детства — вполне. Вспомним знаковое кино шестидесятых, снятое в манере советского неореализма, — “Июльский дождь” и “Застава Ильича” Хуциева, “Не самый удачный день” Егорова, “Долгая счастливая жизнь” Шпаликова, “До свидания, мальчики” и “Любить” Калика… Да даже набивший оскомину “Я шагаю по Москве”! Эти фильмы не просто монохромные, они будто бы сняты “под сепию”, под чуть пыльной вуалью. А кинояркость в 60-х была прерогативой эпопей молодого Бондарчука и производственных комедий молодого Рязанова.
Или это любовь к нынешним раскрашиваниям старых фильмов так сказалась на стилистике Тодоровского? Это зря, не надо этого, мы не все — поколение комиксов, мы и отдохнуть глазом хотим.
Еще минус — артисты. Я наслаждалась только “старичками” — Дворжецкой, Деревянко, Евфремовым и Смирновым. Молодежь сильно “хлопотала лицом”, скорее всего от непонимания — кто тут, где мы и что вообще происходит? Им дали непосильную задачу: жить в кадре негромко, внутренними переживаниями. А ребята жаждали физических упражнений…
И все-таки я похвалю “Оттепель”. Несмотря на нелогичность многих сцен, на недостоверность некоторых костюмов и предметов, на медлительность и временами скукоту, он хорош одним — зрителя оставили в дураках. Ничто в этой истории не оказалось расставлено по своим местам, ни один персонаж не оказался в итоге подлецом, злодеем или героем. Каждый — с гнильцой и с внутренним светом одновременно. Как мы с вами. Как и положено в жизни.
А что касается главного вопроса — кем были “шестидесятники” — наивными романтиками, распутниками и пьяницами, лицемерными приспособленцами или непризнанными гениями, — тут пусть говорят участники тех дней. Или не говорят ничего.

“То ли страсти поутихли,
То ли не было страстей,
Потерялись в этом вихре
И пропали без вестей
Люди первых повестей…”

Геннадий Шпаликов.

Поделитесь:

VK