Мне восемь лет. Я в метро. Праздник, торжественный и волнующий. И долго еще, погружаясь в метро, я испытывал трепет, благоговение и радость. Теперь я его боюсь.
Первый опыт случился в Киеве. В начале 60-х там была одна линия и несколько станций. Но строили их, как и все станции метро Советского Союза, величественно, на уровне дворцов. Мрамор, лепнина, фрески, скульптуры, простор… Дух захватывало. В Киев мы ездили нечасто, тогда пятьдесят километров от нашего села, да по грубой брусчатке были приличным расстоянием. Но уж если бывали там, обязательно надо было проехать в метро. В противном случае, я считал, жизнь не удалась.
Да что я! Оля моя когда-то в Ленинграде сбегала от мамы — говорила, что за углом петушка на палочке купит, а сама — в метро, кататься. Начала она это делать с шести лет.
Думаю, и для вас первые поездки в метро, в каком бы городе это ни случалось, были праздником, именинами сердца.
С тех пор я бывал в метро разных городов. В максимально функциональных, без претензий метрополитенах Вашингтона и Нью-Йорка. Его строили не впечатлять, но только возить. В вагонах непросторно, и главная задача — не смотреть на женщин. Честно! Нас инструктировали: если будешь пялиться на теток, особенно в глаза, тебя могут обвинить в сексуальном преследовании. А так хотелось попялиться!
Из римского метро я запомнил вагоны сплошь, словно уже на заводе по проекту, расписанные граффити. И это было в конце 80-х, когда о граффити в нашей стране еще и не знали. И еще римское метро впечатляет универсальностью. Садишься, к примеру, в Чивитавеккье на электричку до Рима, а выходишь из нее через сто километров уже на подземной станции метро возле Колизея.
Впрочем, как и в Брюсселе. Только там едешь на трамвае, едешь и вдруг понимаешь, что ты уже в метро, под землей. А потом — опять трамвай. Забавно.
Но, пожалуй, больше всего мне по сердцу метро в Афинах. Очень редко поезд уходит под землю. Даже через центр города дорога проложена в основном по поверхности, только она надежно огорожена от дворов и улиц. Станции и вагоны чистые, просторные, воздух свежий, указатели понятные.
И только у нас, повторяю, станции очень похожи на дворцы. И не похожи одна на другую. И расположены очень глубоко (говорят, почти каждую строили как вероятное бомбоубежище).
И вот я стал бояться метро. Сам-то уже не пользуюсь, но за близких очень боюсь. Оказалось, опасное место.
Террор. Непонятное и тем более страшное явление.
Когда в юности я читал о терроре у Анатоля Франса, уже было жутковато. А ведь то была фантастика. А теперь — здесь и сейчас. И все реально. И взрывы, и кровь, и смерть, и горе… Можно бесконечно гадать и спорить — кто и зачем? И — почему? Но какими бы ни были ответы, я не хочу их принимать. Чем можно оправдать убийство? Тем более людей, которые ни сном ни духом. И я говорю сейчас не только о тех террористах, которых показывают по телевизору, с бородами, в чалмах, обвешанных взрывчаткой. Террор бывает разным. Чем оправдать уничтожение беззащитного города Дрезден в феврале 1945 года? Да, немецкий город, но война шла к концу, и Дрезден уже ничего не решал. Зачем союзники трое суток безостановочно бомбили его и стерли с лица земли? Не заводы военные бомбили, но — город, людей. Это был чистой воды террор.
Атомные бомбы на мирные Хиросиму и Нагасаки — тоже террор. Их применили не из стратегических соображений, а с простой целью — запугать. Борцы за мир…
Сейчас в откликах на взрыв в Санкт-Петербурге мелькает: нас не запугаете! Боюсь, за этим лозунгом люди как раз и пытаются спрятать свой страх. Ничего постыдного в таком страхе нет. Как же не бояться за своих детей, за любимых… Важно, думаю, не сделать этот страх главным в своей жизни.
А меня напугали. Я уже сказал, что боюсь за близких. Да и просто за людей боюсь. И метро для меня перестало быть праздником.
Ваш Игорь Дылёв.
Мне очень, очень жаль…
Искренне присоединяюсь к вашему мнению…